На берегу Тенистого Ручья [На Тенистом ручье]

Мама, надев шаль, вышла подоить Пеструшку, а Лора ей помогала. Но как они ни старались, кузнечики все-таки попали в молоко. Мама взяла с собой салфетку, чтобы накрыть ведро, но оно было открыто, пока в него доили. Поэтому мама выловила кузнечиков жестяной кружкой.

Они принесли кузнечиков в дом на своей одежде. Некоторые даже запрыгнули на горячую печку, где готовился ужин. Мама держала еду закрытой до тех пор, пока они не выловили и не раздавили всех кузнечиков. Потом она сгребла их на совок и кинула в печку.

Папа зашел в дом, чтобы поужинать, пока Сэм и Дэвид ели свой ужин в конюшне. Мама не спрашивала его, что с пшеницей, только улыбнулась и сказала:

— Все в порядке, Чарльз. Мы продержимся, как всегда.

У папы горло саднило от дыма, и мама сказала:

— Выпей еще чашку, и тебе полегчает.

Когда папа допил чай, он снова нагрузил в фургон сено с навозом и отправился обратно на поле.

Ночью, лежа в постели, Лора и Мэри по-прежнему слышали, как едят кузнечики. Лора чувствовала на себе их цепкие ножки. Хотя в постели кузнечиков не было, ей казалось, что они по-прежнему у нее на лице и на руках. Она видела в темноте их выпученные глаза и чувствовала, как они ползают по ней, пока не уснула.

Когда утром она спустилась вниз, папы там не было. Всю ночь он провел на поле, поддерживая дым над пшеницей. Завтракать он тоже не пришел.

Вся прерия изменилась. Трава больше не колыхалась под ветром, она поникла и лежала кочками. Ивы стояли голые. В зарослях сливы на голых ветках осталось всего несколько плодов. И по-прежнему слышен был звук рвущих, стригущих, жующих челюстей.

В полдень из дыма показался папин фургон. Папа отвел в хлев Сэма и Дэвида и медленно пошел к дому. Лицо у него было черное от копоти, а белки глаз покраснели. Он повесил шляпу на гвоздь возле двери и сел за стол.

— Все бесполезно, Каролина, — сказал он. — Дым их не остановит. Они срезают пшеницу будто серпом. И съедают вместе с соломой.

Он оперся локтями о стол и закрыл лицо руками. Лора и Мэри сидели притихшие. Только Кэрри на своем высоком стульчике стучала ложкой по столу и тянулась ручонками к хлебу. Она была еще слишком мала, чтобы понимать, что происходит.

— Не беда, Чарльз, — сказала мама, — бывали и раньше тяжелые времена.

Папа отнял от лица руки, взял нож и вилку. Он улыбнулся, но глаза у него были усталые и тусклые.

— Все в порядке, Каролина, — сказал он. — Мы сделали что могли. Как-нибудь выкарабкаемся.

Тут Лора вспомнила, что папа еще не расплатился за новый дом. Он говорил, что расплатится, когда продаст пшеницу.

За обедом они не разговаривали, а после обеда папа лег на пол и уснул. Мама подсунула ему под голову подушку и приложила палец к губам, показывая Лоре и Мэри, чтобы они не шумели. Они взяли Кэрри в спальню и стали играть с ней бумажными куклами.

Проходил день за днем, а кузнечики все ели. Они съели всю пшеницу и весь овес. Съели всю зелень до последней травинки — весь огород, всю траву в прерии.

— Ох, папа, что же теперь будет с кроликами? — спросила Лора. — И с бедными птичками?

— Оглянись кругом, Лора, — сказал папа.

Не видно было ни одного кролика. Пропали и маленькие птички, которые порхали по верхушкам трав. Оставшиеся птицы ели кузнечиков. Степные куропатки бегали, вытянув шеи, и хватали их.

Так долго не было дождя, что Лора переходила ручей по сухим камням. Прерия оголилась и побурела. Над ней стояло негромкое стрекотание миллионов бурых кузнечиков. Нигде не было ни одной зеленой травинки.

В городе многие собрались обратно на Восток. Кристи и Кэсси тоже уезжали. Лора попрощалась с Кристи, а Мэри — с Кэсси, — это были их лучшие подруги.

В школу они больше не ходили. Надо было беречь башмаки на зиму, а ходить босыми ногами по кузнечикам они не могли. Но все равно школа скоро закрывалась, и мама сказала, что они будут всю зиму учиться дома, чтобы не отстать от своих классов.

Папа работал на мистера Нельсона и за это пользовался его плугом. Он начал распахивать голое пшеничное поле, чтобы будущей весной опять засеять его пшеницей.

Серый кокон

Как-то Лора вместе с Джеком спустилась к ручью. Мэри нравилось сидеть дома и читать или складывать цифры на грифельной доске, но Лора от этого уставала. Однако на улице было так тоскливо, что ей расхотелось играть.

Тенистый Ручей почти высох. Вода едва сочилась сквозь песок с галькой. Голая ива над мостиком уже не давала тени. Под зарослями дикой сливы в воде плавала пена. Старый рак исчез.

Сухая земля была раскалена, солнце палило нещадно, и небо было цвета меди. Стрекот кузнечиков стал частью этой жары. Прерия больше не пахла так хорошо, как раньше.

Лора заметила одну странную вещь. По всему пригорку сидели кузнечики. Они сидели неподвижно, опустив хвостики к земле, и не шевелились даже тогда, когда Лора тыкала в них палкой.

Лора сковырнула одного кузнечика с ямки, на которой он сидел, и палкой достала оттуда какую-то серую штучку. Она была похожа на жирного червя, только неживая. Лора не знала, что это такое. Джек тоже с недоумением обнюхал ее.