На Берлин!

Родился я 20 июля 1923 года в Москве, в доме номер 77 по улице Ф.Энгельса. Отец мой, Иван Васильевич Бессонов, приехал в Москву в 1908 году пятнадцатилетним деревенским парнем. Хотя он и не получил практически никакого образования, ему все же удалось устроиться в лавку, а со временем выбиться на должность приказчика (продавца) и даже старшего приказчика. В 1915 году отец женился на моей маме, Ольге Павловне, коренной москвичке. В 1916 году родилась дочь Елена (Леля мы ее звали), и в этом году отца призвали в армию, прослужил он до Февральской революции и был уволен из армии в начале 1917 года. После Великой Октябрьской революции отец работал в госучреждении до выхода на пенсию в 1960 году. Мама, родившись в Москве, окончила три или четыре класса сельской школы, после чего ее отдали в учение в портновскую мастерскую в Москве. Она не любила вспоминать этот период своей жизни. Как рассказывала мама, это был каторжный труд. Надо было вставать в 5–6 часов утра, растопить печку, сварить чай для мастеров, после их трапезы помыть посуду, убирать комнаты и мастерскую. Такие ученики, а их могло быть несколько, только через несколько лет приступали к профессиональной учебе, поскольку хозяину было выгодно содержать малолеток почти задаром. После приобретения профессии портнихи мама устроилась на работу в более престижную мастерскую на Кузнецком мосту и стала получать приличную по тем временам зарплату — 37–40 рублей в месяц. В 1913-м выйдя замуж за моего отца, родила четверых детей и стала домохозяйкой.

В 1915 году родители снимали квартиру в доме, в котором мне предстояло родиться. Это был чисто московский дворик, окруженный высоким забором.

По улице Ф. Энгельса таких двориков было много, и назывались они по имени домовладельцев: Крушинских, Решеткиных, Масловых, Петрусинских и пр.

У нас во дворе стояло три деревянных дома, два из них хозяйка сдавала за приличную плату, в третьем доме жила сама со своей семьей. К ее дому был пристроен каретный сарай с конюшней. Все дома были одноэтажные, с печным отоплением, без водопровода и канализации: уборные с выгребными ямами были в сенях домов. За водой ходили на улицу к водонапорной колонке. Во дворе был хозяйкин фруктовый сад: яблони, вишни, малина, крыжовник.

После Октябрьской революции дома у хозяйки отобрали, и отец стал платить значительно меньше за занимаемые нами две комнаты по 12 кв. м каждая. Кухня же была общая с соседями, которые также занимали две комнаты. Русская печка отапливала наши две комнаты и одну у соседей. Зимой к утру температура в доме падала до 13–15 градусов.

Обед, т. е. вообще пищу, разогревали на керосинках и примусе, на нем же кипятили чай, ибо печь, а затем дровяную плиту топили только один раз в сутки. Газ в дом провели только после Отечественной войны, и дровяная плита была заменена газовой. Остальные удобства остались прежними, их вернее назвать следует неудобствами.

Следует сказать, что на нашей улице электрическое освещение провели примерно в 1 935-1 936 годах. До этого улица освещалась газовыми фонарями. Каждый вечер, в сумерках, специальный рабочий обходил улицу и зажигал фонари, а утром гасил их. Для этого он с собой носил лестницу, а фонарные столбы имели специальную перекладину.

Наш микрорайон до середины 30-х годов был рассадником воров, хулиганов. В нашей квартире даже жили знаменитые воры. В 1936–1938 годах в результате принятых мер многих посадили — и микрорайон стал спокойным.

Вспоминая нашу жизнь до 1941 г., считаю, что наша семья жила скромно. У нас была швейная машинка системы «Зингер», на которой всю одежду шила нам мама. Одежда от одной сестры переходила, как правило, к другой, а мне даже перешивали что-то из одежды сестер.

Обстановка была самая простая. Кроме швей ной машинки, бы ли стенные часы, комод, старый буфет, две металлические кровати, два сундука, на которых спали мы, дети, стол, стулья, этажерка с кое-какими книгами.

Было тесно, иногда мне трудно было найти место для выполнения уроков. Некоторое время сестра Леля вынуждена была спать даже на столе, благо он был большой.

В каждой комнате в красном углу висели по три иконы с лампадка ми, которые бабушка часто зажигала. После вступления Лели и Гали в комсомол в 1933 г. отец снял иконы и спрятал их, оставил бабушке на кухне одну иконку.

По праздникам, иногда по воскресеньям, пекли пироги, ватрушки, плюшки, а то и пирог с начинкой из варенья или мясную кулебяку. На Новый год отец покупал елку, украшал ее игрушками и свечами, которые вечером зажигали, конфетами, если были. На Пасху мама с бабушкой готовили пасху и пекли куличи, иногда ходили в церковь их светить, уходили очень рано и находились там долго (до 1934 г.). Редко отец приглашал гостей — своих приятелей с женами, иногда с детьми. К матери приходила ее подруга, тетя Шура, с которой они были вместе в учении.