На Берлин!

Марш батальона после Гусятина продолжался, противник упорного сопротивления не оказывал. Отдельные очаги сопротивления противника сминались нашими танками и десантом батальона. В других случаях немцы не вступали в бой, уходили, оставляя иногда незначительные заслоны. В одном из сел мы устроили привал для заправки танков горючим и боеприпасами, а также для ликвидации отдельных поломок. Я уже писал, что марш был тяжелым и отдых был необходим. Жители села нас накормили, и мы вздремнули в хатах. Как помню, день был солнечный. Боялись налета авиации, поэтому строго соблюдалась маскировка. Действительно, прилетели бомбардировщики противника и стали бомбить село, но в основном почему-то другую окраину, где не было ни танков, ни личного состава. Нас летчики, видимо, не заметили. Когда авиация улетела, мы услышали плач женщин — были жертвы среди гражданского населения. На этом же привале произошел такой случай: механик-водитель одного танка, видимо, употребив самогона, включил скорость, но не переднюю, а заднюю; танк стоял возле хаты и проломил ее стену, отодвинув к противоположной стене хаты стол, за которым обедали несколько офицеров танкового полка и хозяева. Механик вовремя остановил танк, поняв, что поехал не в ту сторону. Удивительно, что пострадавших не было, но все были обсыпаны глиной, побелкой, да и стена дома была сломана. Те, кто сидел за столом, в хате, отделались испугом. Один из офицеров выскочил из-за стола и с пистолетом в руке бросился к люку механика-водителя. Механик, перепугавшись, закрыл все люки и молча сидел в танке, пока остальные успокаивали офицера, грозившегося расстрелять водителя. В итоге танк отогнали, а командование танкового полка приказало оставить «безлошадных» танкистов, чтобы те восстановили дом.

Под вечер стали собираться на марш, и командиры решили продолжать движение ночью из-за высокой активности авиации противника днем. С наступлением сумерек выступили в ночной марш на танках. Населенные пункты мы проскакивали с зажженными фарами танков. Вместе с нами двигались и транспортные машины, «студебекеры», и поэтому создавалось впечатление, что движется огромная танковая колонна.

На рассвете, вернее, было уже утро, мы столкнулись с противником — пехотой и двумя-тремя танками («Тигры» и «Пантеры»). Завязался бой. С обеих сторон танки открыли огонь. Открыли огонь и 76-мм пушки артиллерийского дивизиона бригады, некоторые орудия были выдвинуты на прямую наводку. Я и лейтенант Шакуло подняли свои взводы в атаку. Скомандовали каждый из нас своему взводу: «Встать. За Родину, бегом вперед!» Сами тоже оторвались от матушки-земли и бросились вместе со всеми в атаку. Хорошо, что бежать много не пришлось — противник был не более чем в 100 метрах от нас.

Ворвались на окраину села, часть немцев была перебита, другие убежали. Артиллерией был подбит один немецкий танк, другой вместе с пехотой покинул село, а третий танк остался стоять на месте, но экипаж его покинул. На броне танка были вмятины от наших снарядов и шли трещины по борту. Видимо, у него кончилось горючее. Вот такая атака.

Действие каждого воина в атаке — это уже подвиг, подвиг — идти в атаку под пулеметным и артиллерийско-минометным огнем противника, не зная, останешься живым или нет. Сколько надо иметь стойкости, мужества и храбрости, чтобы все это преодолеть и выбить фрицев с занимаемых ими позиций! Кто кого — на войне только так. Идти в атаку на противника страшное дело, надо пересилить свой страх, пересилить себя, встать с земли, подняться и сделать хотя бы первый шаг, а для этого надо как можно ближе подойти к противни ку, перебежками или ползком — это очень тяжело, а затем броском на врага, который сосредоточил на тебе огонь. Сначала бежишь, но сил не всегда хватает бежать до переднего края противника, особенно по пашне, по которой не только бежать — идти шагом тяжело, особенно весною, когда ноги глубоко проваливаются в грунт. Но, как правило, атакующие всегда стараются бежать, и при этом обязательно надо вести огонь из автомата по противнику, даже если его не видишь. Это психологический фактор воздействия на противника. И я всегда требовал от бойцов вести огонь.

Когда мы под огнем противника ворвались в село и остановились передохнуть, я узнал, что мой друг лейтенант Петр Шакуло ранен. Не везло Петру: в каждой операции ему попадало.

Подошли наши танки — они все же подбили другой танк, который сгорел в селе, и мы от-правились дальше выполнять задачу. Это было утром 24 марта 1944 года. Кроме командира роты Титова и меня, в роте теперь остался только один офицер — командир пулеметного взвода лейтенант Колосов.