На бесплодной планете. Наша родина — космос. Романы. Рассказы.

— А кто их любит? Они вынудили наших предков бежать с родной планеты. По правде говоря, это обернулось благом, но благом невольным.

— Для народа индивидуалистов вы слишком сильно верите в коллективную ответственность! Что общего я имею с людьми, жившими четыреста лет назад?

— Вы действительно изменились там, на Земле? Я слышала, Империя все еще держится.

— Это верно. А как зовут ту рыженькую, которая работает здесь с четырнадцати часов?

Его собеседница расхохоталась.

— Анаэна? Племянница текнора? Вижу, вы тоже на нее запали, прекрасный планетянин! Но она не про вас! Даже я не люблю земных вшей, но она…

Девушка с многозначительным видом позволила фразе повиснуть в воздухе.

У него оставался еще час до завтрака. Он провел его на скамейке в парке, глядя по сторонам, размышляя, пытаясь проникнуться духом этой цивилизации, в которой сам он был инородным телом. Детишки играли в какую-то быструю, не известную ему игру, смысл которой заключался в том, что ногой послать мяч между двух столбов. Разок мяч подкатился прямо к нему. Он подобрал его и вернул детям. Один из парнишек поймал мяч, улыбнулся и уже было открыл рот, чтобы поблагодарить незнакомца, но другой остановил его:

— Не надо, Игорь, не стоит якшаться с червями!

И он тщательно обтер мяч, словно тот побывал в грязи.

В ресторане Петерсен кивком головы призвал землянина к молчанию. Тинкар поел в одиночестве, заметив, что галактиане не садятся даже за соседние с ним столы. Он философски выждал, пока наступит четырнадцать часов, а затем направился к посту управления текнора.

Тан Экатор встретил его насмешливой улыбкой.

— Ну, Тинкар, что вы думаете о «Тильзине»?

— О корабле или о людях?

— И о том и о другом.

— Что касается техники, то я не увидел ничего такого, что могло бы меня заинтересовать. Если говорить о людях, то я не могу сказать, что они — за редким исключением — очень дружелюбны.

— Одно из таких исключений, полагаю, женщина?

— Откуда вам это известно? Вы приказали шпионить за мной?

— Думаете, у меня есть на это время? Нет, но текнор знает все. Мы — народ индивидуумов, а это означает, что никто не имеет права совать свой нос в дела других, иначе любопытство дорого ему обойдется, но в то же время каждый имеет право думать о других все, что захочет, и языки никто не держит на привязи. У нас тут маленький городок, планетянин! Всего двадцать пять тысяч жителей.

— Значит, я и шагу не могу ступить так, чтобы вам об этом тотчас же не стало известно?

— А какое это имеет значение? И потом, не стоит преувеличивать. За исключением вашего приключения с Ореной, я ничего не знаю о том, что вы делали в эти последние дни. Но если вы сделаете что-то значительное, буду в курсе. Остерегайтесь Орены, Тинкар!

— Почему? Она опасна?

— Не в том смысле, какой вы в это вкладываете. Просто… она в большей степени галактианка, чем все остальные. Если вы вдруг, на свою беду, привяжетесь к ней, в один прекрасный день вы и сами поймете, что я имел в виду.

— С тех пор я ее больше не видел.

— Хо! Да никто вам не запрещает с нею встречаться. У нее полно положительных качеств, хотя она и из этих безумцев-авантистов. Но я вас позвал не за этим… — Тан Экатор на мгновение задумался. — Ответьте мне откровенно: вашей Гвардии удалось создать устройство, которое позволяет прослеживать путь корабля в гиперпространстве?

— Неужели вы и вправду полагаете, что я вам это открою? Я не могу предать Империю!

Текнор устало махнул рукой.

— Я и не требую от вас никакого предательства, лейтенант! Просто я более широко, нежели вы, смотрю на вещи. Я изучал историю, это наша семейная болезнь. Моего отца звали Мокор.

— Звали? Мокор умер? Я думал…

— Он погиб десять месяцев назад на «Норге II», став жертвой мпфифи. Эти существа — наши с вами общие враги. Вы прочли «Эссе о смысле галактической истории»?

— Еще нет.

— Прочтите. В вашей Империи и в нас, Звездном народе, Мокор видел, как вижу и я, все еще крайне несовершенные зародыши будущего галактического государства, объединяющего в одной мирной конфедерации все расы…

— Империи не свойственно миролюбие! — хмыкнул землянин. — Миролюбивы лишь слабаки!

— Ну вот, снова этот попугайский жаргон! Поистине миролюбивыми бывают лишь сильные, а слабые миролюбивы только потому, что не могут поступить иначе. Ваша Империя представляет собой нечто среднее: она достаточно сильна и поэтому поддерживает мир на Земле в течение двух тысячелетий, но и достаточно слаба, вследствие чего поддерживает его только силой. Ее конец можно было предвидеть, и начала она разваливаться примерно в то время, когда вы покинули планету. Но подождите всего несколько лет, и вы сможете вернуться на Землю. Там ничего не изменится, кроме имен вождей, или все будет ввергнуто в хаос. Какая разница — выбирают вождя или он властвует по «божественному праву», если властитель — хороший человек. Но если властитель — человек плохой, как ваши императоры в последние несколько веков, он подрывает свою собственную силу неумеренной жестокостью или глупостью. Или вы полагаете, что бегство сорока тысяч инженеров и ученых укрепило вашу планету?