На бесплодной планете. Наша родина — космос. Романы. Рассказы.

Он пожал плечами. При Империи люди хотя бы ели досыта. Да и свобод было не меньше. Возможно, в короткий период правления Карона у землян и случались дни счастья, дни надежды, но стоили ли эти надежды миллиардов жизней? Ошибка заговорщиков крылась в том, что они непреложно верили — свободы желают все, кроме тех, кто преуспевал при Империи. Многие не желали потрясений в обществе, подъема наверх тех, кто обретались в самом низу, тем более что и эти последние были столь же неумелы в делах управления, как и изгнанные паразиты.

Впрочем, какая разница! Он пожелал вернуться на Землю, так как надеялся, что сможет восстановить связи с тем прошлым, которое окончательно исчезло. В этом новом обществе он был ископаемым, монстром, выжившим в более героическое время. Если бы Бель Карон преуспел… Тинкар был готов отдать жизнь за любое бескорыстное предприятие, но теперь он знал: он уже не смог бы жить в Империи. Пребывание среди галактиан слишком сильно его изменило, опрокинуло все его представления о порядке ценностей. Он стал лишним, своеобразным гибридом, который еще держался за обрывки устаревших кодексов, мешавших ему слиться с галактическим обществом, которое, в свою очередь, уже не могло замыкаться в своих собственных нормах поведения, не задаваясь вопросом: имеет ли власть, отдающая приказы, вообще на это право?

Нужно было определяться, и поскорее. Через десять дней «Тильзин» должен был спрятаться позади Луны и ждать его двое суток. Потом… потом все, вероятно, было бы навсегда уже кончено. Город улетит и больше никогда не вернется, улетит, унося на борту свой странный народ, Тана, Холонаса, Петерсена, Анаэну, всех тех, кого он знал, его врагов и друзей, память об Иолии.

— Не говоря уж о тех картинах, — с полуулыбкой произнес Тинкар вслух, — которые мне подарил Пеи.

Сбежать будет трудно. Эриксон ему поможет, быть может, еще и Мальвер, но все они, будучи подозреваемыми, находились под неусыпным наблюдением. После возвращения на Землю Тинкару удалось совершить всего один непродолжительный полет на «Скорпионе», так и то рядом с ним находились два «гостя», чья униформа звездных гвардейцев плохо скрывала жесткие манеры офицеров политической полиции. Катер, на котором Тинкар прилетел, находился в нерабочем состоянии, его двигатели сняли «для изучения». К тому же катер был слишком легок и не оснащен оружием — он не продержался бы и десяти секунд против любого разведчика, пусть те и пребывали сейчас в крайне жалком состоянии. Единственной надеждой оставался «Скорпион», но для управления им нужны были как минимум четыре человека.

Тинкар вышел из лагеря на своих двоих — только Эриксону, адмиралу флота, был положен глиссер. Ему нужно было пересечь бедняцкий квартал, наполовину разрушенный бомбардировками, чтобы добраться до ресторанчика, где он обедал, предпочитая его мрачной столовой и «шикарным» заведениям, которые посещали любимчики нового режима. Со всех сторон вокруг него бежала толпа: мужчины в драных одеждах, женщины, слишком усталые, чтобы быть кокетливыми, молчаливые дети с голодными глазами. Его форма иногда вызывала взгляды ненависти, но на большинстве лиц читалось апатичное равнодушие. Ужас гражданской войны еще глубоко сидел в каждом, отчаяние, оставшееся в душах после неудавшейся революции, было слишком велико, чтобы в ком-то сохранился мятежный дух. Тинкару вспомнились печальные слова Эриксона: «На нашу старушку-Землю, Тинкар, опускаются сумерки. Оправится ли она когда-нибудь от этого, уж и не знаю».

Что он делал здесь, в этом умирающем мире? И что вообще сделал с того момента, как взорвался его звездолет, отправив его умирать в космос? Попытался ли он заставить галактиан принять его, уважать? Нет, он надулся от обиды, встал в упрямую позу по отношению к людям с глупыми предрассудками. Словно сам не был напичкан столь же нелепыми предрассудками! И тем самым, пусть и не напрямую, вызвал смерть Иолии! Даже с точки зрения его прежней этики, этики Звездной Гвардии, его нельзя было простить. Единственным, что он мог вспоминать без боли, были моменты, проведенные с Анаэной на безымянной планете. С Анаэной, которая любила его.

Он тоже любил ее, недолго, но страстно, пока не был покорен нежностью Иолии. Кто знает, не случись той стычки в лагере паломников и оскорблений Анаэны, которые задели его гордость, он, быть может, и не взял бы Иолию в жены. Он не сожалел об этом, поскольку впервые в жизни испытал настоящее счастье. Но могло ли это продлиться? В глубине души он в этом сомневался. Возможно, оно и лучше, что все произошло именно так, возможно, торпеда мпфифи была ударом милосердия.

Пронзительные крики вырвали его из раздумий. Двое солдат в дверях небольшой таверны пытались вытащить на улицу отбивающуюся женщину. Двое других подталкивали ее изнутри. Бледный хозяин молча смотрел на это бесчинство, не решаясь вступиться за жертву. Тинкар подошел ближе.

— Что здесь происходит?

Один из солдат распрямился и с наглым выражением на лице встал по стойке смирно.