На безлюдье

Спунер. И старики прихожане, скончавшиеся холостяками, тоже удостаивались гирлянды?

Херст. Конечно.

Спунер. Я восхищен. Так расскажите же. Расскажите еще о старых добрых извращениях, коих вы были свидетелем и соучастником. Расскажите со всем размахом и блеском, какие вам под силу, об экономосоциополитической структуре той среды, где вы достигли зрелости. Расскажите же.

Херст. Больше не о чем.

Спунер. Тогда расскажите о своей жене.

Xерст. О какой жене?

Спунер. О том, какая она была красивая, какая нежная и верная. Расскажите мне, любителю крикета, о своем партнере: упругий ли был у нее подскок, быстрый ли мах на угрозу калитке, проходил или нет с ней крученый мяч, что было вернее — прямой посыл или же правый отскок с левым выпадом? Другими словами, как принимала она подачу с финтом?

Долгая пауза.

А, не хотите говорить. Ну тогда я скажу вам… что у моей жены… было все. Глаза, ротик, волосы, зубы, ягодицы, груди — всё на свете. И ноги.

Херст. Которые она унесла.

Спунер. Кто унес? Ваша или моя?

Пауза.

А сейчас она здесь, ваша жена? Может быть, трепещет в запертой комнате?

Пауза.

Она жила здесь? А там она жила, в вашем коттедже? Считаю своим долгом сообщить вам, что все это неубедительно. Я человек прямой и проницательный. Вы меня недооцениваете. Может статься, вы и даме тоже не воздаете должного? Я начинаю сомневаться в том, что вы способны хоть как-то воспринять истинно точное и тем самым в сущности поэтичное определение. Я начинаю сомневаться, в самом ли деле вы истинно помните ее, истинно ее любили, истинно ласкали, истинно лелеяли, истинно пеклись о ней; не вернее ли, что вы ее себе ложно представляли, вместо того чтобы истинно обожать? Все ваши возможные доводы я поставил под вопрос и нахожу их легковесными.

Долгая пауза.

У нее были, надо думать, карие глаза?

Херст осторожно поднимается, пошатываясь подходит к серванту, наливает виски, пьет.

Херст. Карее дерьмо.

Спунер. Ай-яй-яй, да мы, как я погляжу, чуточку впали в сентиментальность?

Пауза.

Карее дерьмо. Я задаюсь вопросом: видел ли я когда-нибудь карее дерьмо? Или, уж бог с ним, хоть карие глаза?

Херст швыряет в него стаканом и промахивается. Стакан катится по ковру.

Да мы, кажется, проявляем чуточку враждебности? Да мы, кажется, — говорю уважительно — чуток перебрали эля, и не пошел нам впрок ячменный сок, пронзающий нутро? Пронзает, а?

Долгая пауза.

Херст. Сегодня вечером… друг мой… я на глазах у вас дотягиваю дистанцию… давным-давно сошедши с круга.

Спунер. Ага, метафора. Это уже лучше.

Пауза.

Сказал бы я, на базе беглого знакомства, что вам существенно недостает мужской хватки; а надо первым делом ложку мимо рта не проносить, главное же — горшок хвать, на горшок глядь, горшок в нем распознать, горшком и называть и рядом с горшком стоять на своем, будто он родом из твоего ануса. Такой способности, на мой взгляд, у вас нет.

Пауза.

Извините за непринужденность. В ней нет методы, мой стиль — разброд. Так вы, стало быть, не против, если я достану свои четки и молитвенный коврик и восприветствую вашу, как я понимаю, импотенцию?

Встает.

Приветствую. И соответствую. И, соответственно приветствуя, целиком и полностью к вашим услугам. Имейте меня в виду. Я ценный свидетель. А то и друг.

Херст стоит, вцепившись в сервант.

Вам нужен друг. Перед вами, приятель, долгий водный путь, и пока что вы гребете против течения в одиночку. Давайте-ка я сяду на весла/ Ведь, коль скоро мы говорим о реке, речь идет о глубоком и зыбком сооружении. Другими словами, никогда не отвергайте руку помощи, тем более руку столь редкого свойства. И дело не только в ее редком свойстве, нет, сам жест, само предложение руки совершенно беспримерно. Я набиваюсь к вам в друзья. Не отвечайте, не подумав.

Херст делает шаг, останавливается, хватается за сервант.

Памятуйте вот о чем. Пропала кареглазая супруга, и без нее приходится нам туго, она ушла и не вернется к вам, тиримбимбим-тиримдирим-тарамбарам-барам-бамбам-блям-блям.

Xерст. Не вернется.

Пауза.

На безлюдье… там все недвижно… там нет перемен… и возраста нет… и все пребывает… вовеки… в оледенелом… безмолвии.

Херст отцепляется от серванта, еле держась на ногах, пересекает комнату, хватается за кресло. Пережидает, делает шаг, падает. Пережидает, поднимается, делает шаг, падает. Спунер наблюдает за ним. Херст доползает до двери, исхитряется открыть ее, выползает из комнаты. Спунер сидит неподвижно.