На благо лошадей. Очерки иппические

У дверей конюшни нас встретил знакомый мне конюх с морщинистым лицом и такой же, словно у черепахи Тортиллы, морщинистой шеей. Он втягивал и вытягивал ее в самом деле, как черепаха. Для меня он был табунщиком – ночным, поэтому днем он больше спал, а мне ночами рассказывал, как он добивается, чтобы ему начисляли и за дневную работу, однако, ему отказывали, говоря, что не может же человек трудиться круглые сутки, на что он, вытягивая морщинистую шею, возражал: «А я тружусь!».

– Седёлок дай нам парочку, – велел председатель. – Поля пора объезжать.

– Седёлок? – переспросил конюх, вытягивая шею.

– Сёдел, – поправил себя председатель, думая, возможно, что старик не понял, о чем его просят.

– А вот возьмите, – был ответ, и шея оказалась втянута.

Тут сделалось ясно, что конюх просто не поверил, что кто-то собирается ездить верхом. Мы с Иваном взвалили на себя два старых, огромных, как кресла, седла, с которых почти вся кожа была срезана. Пошли по конюшне, полупустой. Председатель шагал, по-хозяйски оглядывая стойла, будто в каждом содержался боевой конь. Он говорил:

– Где тут у нас молоднячок?

В угловом стойле была привязана гнедая кобылка.

– А хоть бы вот эта, – сказал председатель, при том, что большого выбора собственно не было.

– Молода и строга, – предупредил конюх.

– Да, не совсем годится эта лошадь под седло, – согласился председатель, подходя поближе и желая убедиться, так ли оно есть.

Кобылка вдруг коротко заржала, как бы вскрикнула, словно рассердилась на его слова и, резко приподняв переднюю ногу, отпихнула от себя председателя. Председатель только крякнул, потирая ушибленное место выше колена.

– Строга, – удостоверил конюх. – А энта (он указал на старую вороную кобылу с проваленной спиной) всеми четырьмя отмахивается. С неделю уже как подступиться к ней не могут. Так и стоит, не работает.

– Ага, – обратился председатель к Ивану, – вот ее и седлай.

Втроем они суетились возле вороной кобылы, а та визжала от злости. Мне удалось подседлать и вывести на улицу гнедую. Я уже сел в седло, когда председатель с конюхом вывели из конюшни вороную, на которой сидел Иван. Пока ее вели под уздцы, она шла послушно, но едва отпустили, она стала вертеться на одном месте и подкидывать задом. Иван, сразу видно, ездивший плохо, вылетел из седла. Лошадь тут же утихомирилась, но к себе уже больше не подпустила. Кидая в нее щепками, сухими сучками и камешками, ее загнали обратно в стойло, а Ивану нашли еще одну лошадь, последнюю из тех, что стояли в конюшне.

Это был мерин по кличке Комар. Про него говорили, что прадедом у него был рысак, бравший еще до революции большие призы, а сам он принимал участие в Гражданской войне. Хотя Комар был моим ровесником, тридцать шестого года рождения, всем этим преданиям нетрудно было поверить, потому что у четырнадцатилетнего старика (в шесть раз больше на человеческий счет) при каждом движении суставы издавали скрип, как дверные петли стонут в старом доме.

Мы начали объезд. И деревней ехали, и дорогой среди картошки, ехали мимо ржи и посевов овса. Проезжали капустное поле. Обогнули колхозный сад. Когда у Ивана Комар заупрямился и не пошел через бескрайнюю, во всю дорогу, лужу, пришлось дать крюка. Поехали вдоль железной дороги. Тронули рысцой. А тут загудел пассажирский поезд, обогнавший нас, и в окна вагонов высунулись любопытствующие головы. Всюду, где бы мы ни ехали, смотрели нас так, словно «по улице слона водили». Работавшие в поле бабы кричали:

– Да чтой-то это такое? Да неужели они кого сторожат?

А Иван им кричал:

– Эй, совушки! Эй, курносенькие!

А когда мы ехали через рабочий поселок, то с крыльца нас сердито спросили:

– Что это вы все ездите да ездите? Вам делать нечего?

Подбоченившись, Иван ответил:

– А мы слыхали, у вас тут девушки хорошие есть.

В ответ пустили в нас такими тяжелыми словами, что силу удара почувствовал даже мой могучий напарник. Вопреки председательскому приказу, умчались галопом.

От кого сторожили мы колхозные поля? Не видно было никаких потрав. А конюх как-то вечером нам объяснил:

– Чего тут стеречь? Все огурцы до единого уже обобрали. Скоро за капусту примутся. А яблоки еще не поспели. Вы поосторожней катайтесь! Тут за это по спине бьют.

– За что? – нахмурился Иван, ожидавший, как обещал председатель, получить премию.[16]

– А за то, знать надо, как стеречь.

Больше он тогда ничего не сказал, а когда мы в очередной раз отправлялись в объезд, вдогонку нам крикнул:

– Корову мою, смотрите, не захомутайте!

– Она у тебя что же, – спросил Иван, – по колхозному полю ходит?

– Нет, – раздалось нам вослед, – ее моя хозяйка краем водит.

Председатель же нас поддерживал и одобрял.

– А то, что такое? – говорил он, морща лоб. – Огурцы разворовали. Сено таскают. Вы, как поймаете кого, так прямиком доставляйте в правление. Мы разберемся!