На большом пути. Повесть о Клименте Ворошилове

Семь коммунистов - это уже сила! Зря, зря ты, Микола, тешишь свое самолюбие, пора бы понять, кто начинает все ощутимей задавать тон в эскадроне. К примеру, два ветерана, два неразлучных дружка, Калмыков и Сичкарь, тоже находятся здесь, среди активистов. Иван Ванькович не скрывает своего любопытства, сел на первую парту, нетерпеливо щурит узкие раскосые глаза, А Кирьян Сичкарь, как всегда, надменно-невозмутим, плечи расправлены, бритая голова горделиво красуется на крепкой моченой шее. Между колен - кривая турецкая сабля в серебряных ножнах. Вроде бы все как обычно, только одет Сичкарь по-праздничному. Лишь в торжественные дни, на отдыхе, достает он из обозного сундучка синюю черкеску с газырями, с ярким бешметом. Вдобавок к сабле цепляет на ремень большой кинжал. Полная кубанская казачья форма.

- Начинай, комиссар, - поторопил Иван Ванькович. - О чем балачка?

- Поговорим о порядке в нашем эскадроне, о примере большевиков. Но сначала одна новость. Думаю, приятная для всех нас. До сих пор первичной партийной организацией в Красной Армии являлась полковая ячейка. Почему? Да потому, что коммунистов-то было немного. А теперь растет наша партия, пополняется лучшими бойцами и командирами. Вы сами это видите. И вот недавно, в декабре, Центральный Комитет обсудил вместе с военными представителями новую инструкцию. В ней сказано: «За основную единицу партийной организации в частях, управлениях, учреждениях и заведениях Краевой Армии принимается ротная (или равновеликая ей) ячейка членов Российской Коммунистической партии...»

- Ну и что? - пробасил Пантелеймон Громкий.

- А то, что мы теперь можем создать партийную ячейку у себя в эскадроне, на месте решать разные вопросы нашей жизни. Это первое. И другая хорошая новость: для тех, кто вступает в партию в действующей армии, устанавливаются льготные условия. Кандидатский стаж снижается до одного месяца.

- Как раз для меня! - порадовался Громкий.

- Очень своевременное решение, - кивнул Леснов. - Оно облегчит и ускорит нашу работу по приему в партию лучших товарищей.

- Да вроде и нет больше желающих, - произнес Черемошин.

- Почему нет?! - громко возразил Калмыков. - Ты за себя говори, другой сам за себя скажет!

- Насколько я понимаю, Иван Ванькович хочет стать кандидатом? - спросил комиссар.

- Почему не стать? Я против врагов совсем пошел! Против офицера пошел, против богача пошел, против своего белого калмыка тоже пошел. У меня с большевиками одна дорога, а другой дороги совсем нет. И вся балачка! - рубанул он рукой.

- Превосходно, Иван Ванькович! - обрадовался Леснов. - Прямо сейчас и обсудим этот вопрос, и проголосуем.

- А ты чего молчишь?! - круто повернулся Калмыков к Сичкарю. - Сам к партии с полным уважением, а сам молчишь?! Говори свое слово!

- Я пока погодю, - невозмутимо ответил Кирьян, свертывая самокрутку. - Куда торопиться...

- Не дозрел еще? - ядовито поинтересовался Пантелеймон Громкий.

- Сказано: погодю! - отрезал Сичкарь, отбив всякую охоту продолжать этот разговор.

Все задымили, прикурив друг у дружки.

- А тебе, Нил, я вот что скажу, - повернулся к Черемошину Леонов. - Ты у нас среди партийцев самый грамотный. И протокол вести можешь, и бумаги всякие оформлять... Надо бы нам, товарищи, выдвинуть его секретарем нашей эскадронной партийной ячейки.

- Ты что! - Черемошин аж отшатнулся, толкнув плечо Пантелеймона Тихого. - Какой такой из меня секретарь?! Вы же знаете, ребята, неубедительный я, агитация у меня не получается.

- А зачем тебе перед нами агитацию разводить? - улыбнулся Леснов. - Мы тебя и без долгих разговоров вполне понимаем.

- Из пулемета сагитируешь. По белякам! - вставил свое веское слово Пантелеймон Тихий.

4

У Башибузенко действительно собрались земляки-станичники. И стол был накрыт, и самогона в достатке, и песню завели подвыпившие кавалеристы. Но сам Микола был трезв, окинул вернувшегося Романа настороженным испытующим взглядом. Подвинул ему свою кружку:

- Угощайся.

- Извини, не хочется.

- Оно и верно, - усмехнулся Башибузенко. - Негоже комиссару по причине престольного праздника...

Гулянка свернулась как-то сама собой. Бойцы пошумели за окном, поспорили, куда бы еще определиться на веселье.

- Я вам повеселюсь! Спать! - гаркнул в форточку эскадронный.

Леснов начал укладываться на деревянной скрипучей кровати, а Микола, любивший тепло, на печи. Стягивая сапог, Башибузенко спросил с деланным равнодушием:

- Как погутарили?

- С пользой. В протоколе записано: члены партии обязаны всеми мерами повышать авторитет командиров, добиваться безусловного и точного выполнения всех приказов и распоряжений. Ты это учти.

- Кто моих приказов не исполнял, тот знаешь теперь где?

- Выполняют по-разному. Один - сознательно, другой - абы как.

- Правда твоя, - миролюбиво согласился Башибузенко. - Однако долго вы там засиделись...

Владимир Успенский

Мучило Миколу любопытство, хотел знать подробности, а расспрашивать напрямик гордость не позволяла. Понимая это, Роман говорил вроде бы через силу, подавляя зевоту: