На большом пути. Повесть о Клименте Ворошилове

- А другого казачину спросил, так у него свое объяснение. Двенадцатого года призыва, уже восемь лет в седле. Привык воевать, на казенных харчах жить, больше ничего не умеет, ничего не хочет. Говорю: «Война кончится, куда пойдешь?» А он смеется: «На мой век драки хватит. Во Владикавказе афишки видел: англичане казаков к себе кличут в пустыне порядок наводить. Хорошие деньги обещают». И таких немало. Вот и опасаюсь я, Ефим, что размягчит, расшатает это пополнение основу наших эскадронов. Участились случаи нарушения дисциплины. Пьянки, драки, даже грабежи. Трибунал работает с полной нагрузкой.

- Что ты предлагаешь, Клим? Не принимать добровольцев и перебежчиков?

- Нет, идеальных сознательных бойцов нам никто не пошлет, чуда не будет. Мы сами должны лепить, создавать красных конников из того материала, который есть. - А конкретно? - Щаденко понимал, что разговор этот затеял Ворошилов неспроста.

- Думаю, что здесь, в Таганроге, на базе новой дивизии нужно создавать маршевые эскадроны. Включать в них наиболее надежных товарищей. Направим хотя бы человек по двести в каждую действующую дивизию. Сразу окрепнет пролетарская партийная прослойка.

- Не хотелось бы дробить монолит.

- Для чего нам монолит сам по себе? - загорячился Климент Ефремович. -Я как раз вижу значение новой дивизии не только в том, что она будет действовать с рабочим упорством, с рабочей организованностью - она станет кузницей кадров для всей Конармии. Мы отправим теперь на передовую шестьсот - семьсот пролетариев, коммунистов, а на их место возьмем столько же или больше рабочих с шахт и рудников.

- Когда? - спросил Щаденко. - Когда отправлять?

- Вижу, что осознал ты, - улыбнулся Климент Ефремович. - Чем скорее, Ефим, тем лучше. Чтобы успели к большим боям. Передышка короткая, и люди должны осмотреться, освоиться в эскадронах.

3

11 февраля Конная армия двинулась к станице Платовской. Надо было пройти сто тридцать километров по малолюдным просторам вдоль левого берега реки Сал. Семен Михайлович, досконально знавший родные края, хорошо представлял, каково будет коннице в открытой зимней степи, поэтому марш готовился особенно тщательно. Каждая дивизия получила свой маршрут. Пулеметные тачанки переставили на полозья или подняли и закрепили на санях.

Однако даже многоопытный Буденный не смог предвидеть, насколько трудным окажется этот поход. Мешал снег. В степи его навалило метровым слоем, в низких местах - сугробы с человеческий рост. Погода держалась пасмурная, с небольшим морозцем. Снег все подваливал да подваливал. Мелкий, сухой, зыбкий, он засасывал, словно песок. Каждый шаг требовал усилий. Колонны двигались медленно, бойцы на руках вытягивали из заносов артиллерийские орудия, зарядные ящики, обозные повозки.

День в пути, а ночью и отдохнуть негде. Изредка встречались небольшие хутора, разоренные белыми, одни только печные трубы. В уцелевшие хаты люди набивались так, что спали сидя или даже стоя. Лишь бы малость согреться, смежить глаза в тепле.

Добыть здесь продовольствие или фураж нечего было и думать. Бойцы кое-как перебивались на взятых с собой припасах, а кони быстро начали сдавать в теле. Семен Михайлович приказал расспросить местных жителей, где остались неубранные пшеничные поля. Выкапывать пшеницу из-под снега, кормить лошадей.

И все же люди шли весело. Ветераны-буденновцы стремились на родину, в большие богатые станицы Платовскую и Великокняжескую. А придя, увидели, как похозяйничали белогвардейцы, опустошив закрома и подвалы. Но для дорогих земляков жители не поскупились, достали то, что надежно было припрятано в клунях, зарыто в земле.

Радость встреч смешивалась с горем утрат. Привезли с собой буденновцы вести о тех, кто больше никогда не переступит порог родного дома. Черные платки повязали овдовевшие бабы, потерявшие сыновей старухи. Плакали осиротевшие дети. Разом и праздник праздновали, и поминки справляли.

Климент Ефремович проехал через Платовскую вечером. Людно и шумно было в станице. Повсюду в хатах горел свет, слышались громкие голоса, звуки гармошки. Но в общем-то ничего особенного, почти как на обычном отдыхе. По совести говоря, Ворошилов ожидал худшего. Не зря, значит, предупреждал он политработников, а Буденный - комсостав: пока враг близко, никаких особых торжеств, никакого расслабления.

Семена Михайловича нагнал за Манычем, неподалеку от железнодорожной станции Шаблиевки. Командарм был слегка возбужден, но настроение вполне деловое. Сказал, что Шаблиевку упорно обороняют белые пластуны с бронепоездом. Стрелковая дивизия начдива Ковтюха лежит там, зарывшись в снег. Сейчас ей поможет 4-я кавалерийская.

Встречаться с Ворошиловым взглядом Буденный избегал, голос его звучал не очень уверенно. Будто чувствовал за собой какую-то вину. Однако Климент Ефремович, хоть и кипело у него внутри, сдержался, даже поздравил:

- С благополучным возвращением в родную станицу!

- Спасибо. Только вот казаки над головой висят.

- В Шаблиевке?