– Да, тяжелый у тебя случай, – покачал головой Полуяровский и добавил непонятно для Антона: – Почти клинический. Ну да ладно, не буду тебя разочаровывать, что я далеко не богатей. Что зарабатываю все вот этими своими руками. А часы, пожалуй, единственное, что у меня есть дорогого. Как память о родителях – дорогого. Давай располагаться на ночлег. Я в горницу, ты – здесь, на топчане. Да, ты мне так и не ответил, рано ли вставать тебе? Я к тому, что будить – не будить.
– Сам встану. Отдохну недолго и уеду потиху, чтобы никого не потревожить. Может, распогодится к утру-то.
– Может быть. Ну, как знаешь. Хочешь совет, Антон? Бесплатный.
– Скажи.
– Валюту припрячь до поры, а эти деньги вместе с подводой и товаром – прямехонько в ревком.
– Чи-иво-о? – физиономия Антона вытянулась в недоумении.
– В ре-евком, – также нараспев повторил Владлен.
– В Херсоне красные его уже восстановили, значит, и во всем уезде восстановят. Что ты им там наплетешь, меня не касается; как и не мне тебя учить, что плести. Но это – стопроцентный шанс, что оставят в покое. А может, даже и наградят, если скажешь, что отбил у деникинцев. Партизанил, мол, вот и выгорело дело. Кто проверит, партизан ли ты на самом деле или нет, если их по всей округе сейчас пруд пруди. А красные нынче моду завели награждать кого ни попадя. Вот под шумок-то и проскочишь. Так что дерзай!
Как ни был туп Бузыкин, но такому совету несказанно обрадовался:
– Вот за это благодарю, Влад. Сам бы я до этого не додумался, а глядишь, и придется воспользоваться советом. Отплачу, если когда еще придется встретиться, а нет – не поминай лихом.
– Да, Антон, это не от нас зависит. Бывай. Лампу сам загасишь.
Полуяровский раздвинул шторы на дверях и скрылся в горнице. Вскоре оттуда уже раздалось его шумное ровное дыхание.
–*–*–*–