На бурных перекатах

Ведь если он не довезет бойца живым, кто поручится, что красные его самого не отправят на тот свет? Дорога была каждая минута, а тут эти бабы со своей молитвой. Ну, что даст она болящему? Не укол, не таблетка даже – чем могут помочь глупые заклинания? Будь его воля, он разорвал бы этих молельниц. Но воля не его, и, тщательно скрывая раздражение, он переводит взгляд с одного на другого и вдруг видит выражение лица Охрима. Видит и понимает, что думает тот точно так же, как и он, Бузыкин. Весь вид красноармейца говорит о нетерпении. Что вся эта затея с молитвой – лишь пустая трата времени. Взгляды их встретились, и, похоже, они поняли друг друга.

Матушка тем временем закончила молиться, перекрестила бойцов и благословила их путь до Херсона.

– Спасибо, матушка, на душе у меня так легко стало, что теперь и помирать не страшно, – как-то очень спокойно сказал Арсений. Чувствовалось даже, что он улыбнулся.

– А ты не умирай, – склонилась к нему Ксения. –

Ты молись в пути. Постоянно молись и проси Иисуса войти в твое сердце. Запомни: непрестанно молись – и ты услышишь Христа, понял?

– Понял, – чуть слышно ответил он. – Я кажется... – И смолк.

– Пошел, пошел! – крикнул Охрим.

– Да куда пошел? – в отчаянье сипло выдавил Антон, – когда он уже приехал. Сымать надо мужика.

И услышал голос Арсения:

– Не надо сымать. Гони, парень. Я теперь до самой Москвы живой доеду.

Несколько ошеломленный, Бузыкин вскочил на передок, схватил вожжи и вопросительно посмотрел на командира. Тот махнул рукой: трогай, мол.

«Да сохранит вас Господь!» – донеслись до него последние слова Ксении. Обернувшись уже у самой надвратной колокольни, он увидел, что они с монашкой так и стоят, и машут им вслед. Это как-то успокоило его.

«Может, и правда, довезу, – тоскливо, но уже в некоторой надежде подумал он. – Тогда конец моим скитаниям. Так хорошо сегодня началось, неужели плохо кончится? – И снова: – Эх, только бы довезти».