На бурных перекатах

– Ах ты!.. – задохнулась от гнева Одарка. – Не верь ему, Веня.

Вениамин же вдруг в каком-то просветленном удивлении посмотрел на связанного Антошку. Будто увидел его впервые. И, все еще помахивая укушенной рукой, медленно и зачарованно-радостно покачал головой:

– Ты смотри-ка: видел подлецов, сам подлец, но таких прощелыг еще не встречал. Мать родную вложил!

Вот это задатки. Далеко-о пойдешь, если тюрьма не остановит. – И прогнал радость с лица: – Только вот что, сосунок: ей можно шмонать, потому что она – жена. А ты никто, понял? – Он понизил голос, видимо, для того, чтобы не слышала Одарка, и сказал фразу, которую Антон хоть сразу и не понял, но запомнил на всю жизнь: – Первый раз по-настоящему радуюсь за себя. За то, что я не твой родной отец. Даже я, гнус, вор, радуюсь, что ты не мой, улавливаешь смыслуху? То-то. А теперь последний раз спрашиваю: где деньги? Одарка, примус! Считаю до трех. Раз...

– В сарае, в дальнем углу, под поленницей, – выдавил опустошенный словами отчима Антон. Ему почему- то стало не так страшно, как безразлично: пропади они пропадом, эти деньги. – Развяжи, покажу.

– Ниче, мы как-нибудь сами, – хмыкнул Вениамин. – Но смотри у меня: если соврал...

– Там они.

После этого Антошка по общему согласью уехал жить в Белозерку к двоюродной сестре Одарки, Соне.

Он знал, что отчим хорошо заплатил ей за него. Да и потом приплачивал. Слышал и его слова, что намного, мол, выгоднее избавиться от кусачего щенка, отдав его за деньги на сторону, чем ждать, когда он превратится в кобеля и загрызет тебя.

Больше они не виделись, хотя в Херсоне Антон бывал часто. Даже когда в армию уходил, не зашел.

Краем уха слышал, что вернулся отчим из очередной отсидки полным инвалидом, с отбитыми почками да еще и с туберкулезом. И побрезговал зайти.

–*–*–*–

Теперь вот зашел. Идею подала тетя Соня, что, мол, отчим-то твой плох здоровьем, да и Одарка не совсем чтобы здорова была. Сама она их не видела уже давным-давно, а ему бы надо мать проведать. Заодно и с отчимом повидаться: все же худо ли, бедно ли, но содержал его Вениамин с малолетства. Что до воспитания, так до этого ли им было. Время-то вон какое...

– Дак он что, живой? – искренне удивился Антон. – А я считал, что давно уже сыграл в ящик...