На чаше весов

Прослушиваю ее сообщение в который раз, сам не понимая зачем: то ли пытаясь что-то понять, то ли просто радуясь, что могу слышать ее голос. Ее живой голос. Так проще, так она кажется целой и невредимой. Так, можно представить, что она не лежит раскуроченная на операционном столе, а ждет меня в моей квартире.

Закрываю глаза, с силой сжимая веки.

Что же ты выяснила, девочка, и почему это почти уничтожило тебя?

Просто очнись и скажи, и я убью всех, кто к этому причастен. Честное слово, убью. Плевать на справедливость, плевать на долбанные отгадки, на сраный Калидус и его виновников.

Просто дай мне знать, кто это сделал с тобой.

Просто живи…

Сейчас за твою маленькую жизнь, я отдал бы все. Сейчас я выбрал бы правильно.

Но сейчас мне никто не дает выбирать.

Если бы я только мог… я бы повернул время вспять. Я бы легко, даже не задумываясь, пожертвовал бы жизнью миллионов людей, но спас бы одну единственную.

Я не стал бы ее искать, не привез бы ее в этот гадюшник. Я ведь уже тогда, в ту самую первую встречу спустя восемь лет, понимал, что ничего хорошего из этого не выйдет. Понимал, что просто не будет. И не будет как раньше.

Другой город. Другое имя. Другой человек.

Не было больше хрупкой нескладной девчонки. Теперь это была взрослая, красивая девушка. Привлекательная.

От былой Агаты не осталось ничего, кроме ее говорящего взгляда. У нее всегда была такая живая мимика, и очень-очень говорящий взгляд. Только теперь он говорил не о бесконечной любви, а о страхе, презрении и ненависти.

Я даже не помню, что говорил ей тогда, как говорил. У меня была цель, а средства я всегда подбирал по ситуации. Я что-то говорил, видел, как меняется ее лицо, и в моей голове что-то сбоило. Коротило, как намокшие провода в неисправном щитке. Уже тогда я понимал, что с новой Агатой просто не будет.

Новая Агата не вызывала жалости. Она вызывала совсем иные чувства.

Я долго отмахивался от них, сопротивлялся.

Но что-то росло во мне.

Долго не понимал, что это, ведь в пределах моей души, подобного отродясь не водилось. Сначала оно было почти неуловимым, чем-то смутным, тонким, как чахлое растение, пробивающееся из-под замерзшей толщи земли. Но с каждым днем, оно становилось всё сильнее, все твёрже. Сильный стебель уверенно разрушал толстую ледяную корку. Какое-то время я успешно сопротивлялся. Но он был сильнее моих жалких потуг остаться цельным, независимым, не впускать никого в свою душу.

А потом появился мудак, решивший, что может заявить права на мою Агату. Тупое недоразумение, протягивающее свои загребущие руки к тому, что ему не принадлежит.

Как вспомню то нелепое обследование, на котором он пытался лапать ее своими вонючими ладошками, так и хочется выхватить пистолет и пустить пулю ему промеж глаз. Даже сейчас, когда Агата по-настоящему моя, мне хочется убить мудака за то, что посмел к ней прикасаться.

Моя Агата… Она могла быть только моей. Знала это, знала о том, как мне крышу рвет от нее, но продолжала издеваться. Держала меня на расстоянии, обжигая своим равнодушием. Мудаку доверяла, ему улыбалась. Не мне. Мстила за прошлое, за обиды, за неразделенные юные чувства.

Хорошо мстила, качественно.

Я чуть не свихнулся от ревности.

Чуть не сдох от нестерпимого влечения, которое буквально выворачивало на изнанку. От которого плавились мозги и мутилось сознание.

И этот нелепый корпоратив… Моя личная точка невозврата. Сначала это платье злополучное, и вид ее открытой спины, от которой по моей собственной бежит табун мурашек, и мозги вскипают.

Потом Филиппов — уважаемый, влиятельный, богатый человек, не чета мне. Человек, явно положивший глаз на мою Агату.

Зарождающаяся паника под моими ребрами, жгучая ненависть.

И просто как выстрел в башку, последняя капля моего терпения, — мудила, обнимающий мою Агату, и забирающий ее домой. Увозящий ее от меня. Забирающий у меня мое!

Мне казалось, что я и правда схлопотал пулю в лоб, так невыносимо было видеть их вдвоем. Места себе не находил, метался, как раненый зверь. Заливал в глотку алкоголь. Чуть ли не выл от отчаянья. Затем мчался по ночному городу, сжимая кулаки в бессильной злобе, желая лишь об одном: убить мудака, расквасить его довольную рожу, превратить ее в кровавое месиво. Смотреть, как он корчится в муках и наконец подыхает.

Ворвался в ее квартиру. Увидел ее. Завис. Понял, что все… Конец. Как раньше больше не будет. Теперь все изменится. Даже испугался, но сопротивляться больше не мог.

Моя Агата стала по-настоящему моей.

И как раньше теперь точно не будет.

Я погубил ее.

Глава 45

Вадим

— Агата в коме. Мы сделали все, что могли. — Слова врезаются в мою голову, подобно автоматной очереди. Они больно лупят по сознанию, так, что хочется закрыться, схлопнуться, потерять сознание хоть на миг, но в моем теле не движется не единый мускул. Я продолжаю сидеть на скамейке, будто прирос к ней.

— К ней можно? — Звучит нетерпеливый голос Миттера.

Не знаю, что отвечает ему врач, но мудак исчезает с поля зрения. А я продолжаю сидеть. Я сижу, пялясь в одну точку, кажется целую вечность, пока мудак отирается у кровати моей Агаты.