На чистую воду

Казалось бы, вазелин должен был охладить дерево, но это оказывается не так. Несмотря на расплавившийся вазелин, черенок остаётся горячим, так что его приходится наносить много. Я решаю использовать вазелин вовсе не для того, чтобы смазать его раны. Думаю, что с его помощью вазелина я смогу лучше манипулировать своим инструментом и причиню больше вреда. Без вазелина дерево просто застрянет.

— Что это ты собираешься делать? — восклицает он, и я подхожу к кровати.

— Если скажешь мне где она, то мы с этим покончим!

Мне не хочется делать то, что я намереваюсь, я вовсе не плохой человек, однако положение у меня безвыходное.

Обдирая связанные конечности, он начинает рыдать и крутиться на кровати.

Я кладу черенок поперёк матраса и залепляю ему рот липкой лентой.

Затем поднимаюсь на ноги и снова беру черенок. Быстро натянув пару резиновых перчаток, смазываю пальцы вазелином и засовываю ему в зад. Он вырывается, но в любом из направлений может лишь едва шевельнуться. Он глубже втискивает пах в кровать, будто пытается с ней слиться. Но я пропихиваю ему под зад и бёдра, чуть пониже копчика, подушку, таким образом удерживая таз слегка под углом.

Не обращая внимания на неистовые судорожные дёрганья и приглушённые крики, я с силой втыкаю черенок в его задний проход и начинаю насиловать.

Шипят, сгорая, крошечные волоски. Потрескивает покрывающаяся ожогами кожа. Я наваливаюсь на черенок, увеличивая давление до тех пор, пока не убеждаюсь, что сжигаю ему прямую кишку, и надеюсь добраться до остального кишечника.

На голове его проступают вены, а руки и ноги натягиваются так сильно, что мне кажется, что он может разорвать свои оковы. Из заклеенного рта раздаётся несмолкаемый протяжный вопль, а шея выгибается почти под прямым углом так, что он практически касается лицом спинки кровати позади него.

Я медленно вытаскиваю черенок метлы из его ануса: смазанную вазелином деревяшку покрывает слой крови, дерьма и сожжённой кожи. Затем запихиваю обратно, вдавливая так глубоко, насколько могу.

Достаю опять и кладу черенок в камин. И в очередной раз расклеиваю ему рот.

Лицо у него мертвенно-бледное, глаза закатились.

Вялым, искусанным языком он облизывает губы. Пытается сосредоточиться, но мой вопрос пока остаётся без ответа. Он что-то мямлит, однако я не разбираю ни слова. Это раздражает меня ещё сильнее.

Я вновь хватаю из камина черенок. Он, как и прежде, пышет жаром, и я засовываю его ему в задницу.

— Где она?

— Нет! — вопит он. — Господи, не надо…

Он стискивает зубы и зажмуривает глаза.

— Аэропорт, — тяжело дыша, он пытается говорить сквозь боль. Кожа его бледна, как мел. Он едва выговаривает слова. — Вытащи его… он уже… у меня в желудке.

Существующий в нашем городе аэропорт небольшой, и рейсов через него не так чтобы много. Впрочем, он достаточно велик, особенно, если вы не знаете, где искать.

— Южное крыло. В… ангаре. Небольшая бытовка. — Он задыхается и говорит с искажённым от боли лицом. Его сотрясают судороги. — Дыра в полу.

— Если ты мне соврал, я прикончу тебя. — Если честно, я удивлюсь тому, что он ещё не сдох.

Я поворачиваюсь и забираю со стола ключи от пикапа.

— Постой! — Кажется, когда он видит, что я собираюсь уезжать, это придаёт ему сил. — Куда ты? Вытащи это из меня!!!

Я оставляю его плакать и кричать, и быстро выскакиваю за дверь.

* * *

Я мчусь в аэропорт, поглядывая на часы. Шесть часов прошло с тех пор, как я похитила Энди. Хватаю сотовый, чтобы позвонить мужу, но натыкаюсь на автоответчик.

Я звоню в полицию и оставляю быстрое сообщение диспетчеру:

— Я знаю, где находится Ребекка. — И даю описание этого места. — Я сейчас на пути туда!

— Подождите, подождите! — кричит диспетчер, однако я заканчиваю разговор.

Приехав, я нахожу эту бытовку, но — вот чёрт! — она заперта на висячий замок. Я оглядываюсь вокруг в поисках камня или чего-то такого, чем можно сбить замок, но тут, визжа тормозами, подъезжают несколько полицейских машин. Копы, с оружием в руках, врассыпную бросаются ко мне.

— Подождите! — кричу я. — Она внутри.

Они медленно опускают оружие и пожимают плечами.

— Что вы делаете? — спрашивает кто-то из них.

— Ребекка внутри, а дверь заперта!

Один из них смеётся, другой отворачивается, третий же просто злится.

Тот, который смеялся, говорит:

— Откуда ты знаешь, что она внутри? — Он снимает фуражку и чешет облысевшую голову. — Ну же, давай… Кажется, ты обещала мне, что покажешься доктору.

Остальные полицейские собираются в небольшую кучку и смотрят на нас.

— Я… Он мне не понравился. Знаю, что он собирался положить меня в больницу.

— Ну, так что ты сделала, Мэри? — спрашивает лысый. — Обратилась к магическому кристаллу? Или погадала на картах Таро?

— Поверьте мне! Я следила за ним. — Я хватаюсь за ручку запертой двери и яростно трясу её. — Ребекка? Ответь!

Тут стремительно подъезжает машина без опознавательных знаков, и из неё выходит детектив Грант. Я не слышу, что ему говорят, но, предполагаю, что вводят в курс дела.

Детектив обращается ко мне:

— Что случилось? Как вы тут оказались?