На чужой территории

— Ты, фак твою мать, негрила драный, ты кого вздумал за нос водить! Да я вашу шоблу по закоулкам мотал, я таких, как вы, пингвины, в детстве еще отымел! — Шварц даже не кричал, орал во всю мочь. — Сядь, твою мать! — он вытащил из заднего кармана «вальтер» и направил его в лоб собравшемуся было встать из глубокого кресла компаньону мистера Джонсона, господину Джексону, толстому и неповоротливому негру. — Короче, клоуны, придется ставить вас на счетчик. Теперь каждый вечер вы мне будете приносить в гостиницу по пятьсот долларов за просрочку поставки.

— Это против правил, — выдавил приходящий в себя Джонсон.

— Что против правил? — Шварц с наигранным недоумением посмотрел на Джонсона.

— Ты не можешь требовать неустойку, если не внес предоплату за товар.

— Слышь, ты, баран, ты меня будешь учить коммерции?! Да вы, козлы, мне суперограбление срываете, я вам мало еще неустойки назначил, я вам через неделю еще проценты на проценты считать начну...

— Но ведь так не делается, надо людей пригласить, пусть они рассудят, а то получается какое-то насилие над свободной личностью.

— Поучи жену бобы варить. Если надо, я и твоих авторитетов в позу поставлю. Короче, или завтра оружие, или пятьсот баксов, решай сам. Тебя со сроками за язык никто не тянул, сам навяливался, сам для заключения сделки ручонку свою протягивал. Теперь сам и пыхти... сядь!!! — он снова осадил мистера Джексона. — Все, пока, я завтра приду, и без шуток мне, не вздумай прятаться, я в прятки люблю играть.

Когда Шварц ушел, Джонсон погрузился в тягостное раздумье.

— Это ты во всем виноват! — спустя пять минут напустился он на мистера Джексона.

— А я-то тут при чем? — Джексону неудобно было, что наглый «снежок» измордовал его партнера, а он, гроза и гордость квартала, не смог этому противостоять.

— А кто при чем? Где деньги такие взять!

— А если не отдавать. Послать его на...

— Вот ты и пошли. Умник какой. Как деньги делить, так первый бежишь. А как по морде получать, так Мигель!

— Так ты всегда и берешь себе семьдесят пять процентов, а нам на всех отдаешь лишь четверть.

— А за что вам платить. Меня тут избивают, а вы сидите! Нет, надо вас уволить и идти под крыло к дону Лучано.

— Дон Лучано возьмет с тебя не четверть, а три четверти, и еще втравит в какую-нибудь комбинацию, потом сам вспомнишь старого друга.

— Да пошутил я. Но насчет того, чтобы дона попросить посредничать на переговорах со Шварцем... мысль, по-моему, хорошая.

— Ага, хоть бить не будет.

— А дон заставит его поделиться с собой долей от ограбления. Ты не усек, кого он подломить хочет?

— Я что-то не понял.

— Тормозишь, как всегда.

На следующий день Джонсон, в новом бордовом блестящем костюме и с платком вместо галстука, в сопровождении Джексона подъехал к особняку Лучано Фиоре, лидера итальянской общины Вашингтона, республиканца, католика и просто хорошего человека. Таковым он представал перед журналистами, актерами и политиками средней руки. Остальные граждане знали его под именем Лаки Лучано — Счастливчик Лучано. Ну а итальянцы и работники закрытой сферы деятельности, в том числе и копы, называли его, кто с обожанием, а кто со страхом и ненавистью, — Дон. И никто уже не помнил его первое прозвище — Рваная Жопа, которое он получил во время своей первой серьезной дворовой драки, вместе с ножевым ранением ягодицы.

Особняк стоял на красивой лужайке, на юго-западе, в пятнадцати минутах езды от пригорода столицы. Четыре этажа, просторная мансарда. Тенистый дворик, многочисленные каменные домики на территории. Все обнесено кованым забором, опирающимся на каменный фундамент. Мощенные камнем дорожки, цветники и беседки. Дикое смешение стилей Средиземноморья, классики и романтизма. Как и положено всякому уважающему себя американскому миллионеру и крестному отцу серьезной «семьи».

Дон Лучано принимал гостей во внутреннем дворике, растянувшись в кресле и потягивая что-то из высокого бокала. Партнеры постояли скромно несколько минут, и когда Дон решил, что почтения этим стоянием выказано достаточно, он обратил взор на них.

— О! Дон Мигель! Какими судьбами? Что принесло вас в мою жалкую, — он театральным жестом указал на все великолепие, окружающее его, — хижину?

— Дон Лучано, мы приехали не только засвидетельствовать свое почтение. Нас привели к вам некоторые дела, дон Лучано.

— Давай чуть позже о делах. Садитесь. Как семья, дон Мигель?

— Посмею напомнить вам, что я холост, дон Лучано.

— Ладно, давай говори, что там у тебя. — Господину Фиоре уже начала надоедать эта парочка.

— В городе, неизвестно откуда, появилась новая бригада. Немцы. И хотят взять какой-то банк.

— Мне-то что с того? — равнодушно обронил Дон, но глаза его хищно блеснули.

— Крутых из себя строят, а кто такие, и не поймешь сразу.

— Они что, взяли тебя за кокосы? — тучный дон Лучано, хихикнув, отдал дань своей остроте.

— Не так, чтобы очень...

— Чем ты им насолил, дон Мигель, сознавайся. Знаю я тебя. Денег занял?

— Обещал помочь с оружием.

— О! Уважаю! Дон Мигель теперь у нас оружейник. — Дон уже не мог себя сдержать, хохотал в глаза.