Я тут же снова снял с себя экипировку, а следом и форму. Оставшись в одних трусиках, я снова поежился от холода и принялся натягивать на себя комбинезон и экипировку.
- Такого холода здесь в это время никогда не бывало.
- В небе облака пыли и гари. Планета начинает охлаждаться. Одевшись, сам, я принялся одевать мальчишку. При этом он закрыл глаза, очевидно стесняясь меня.
Натянув на него штаны, я спросил:
- Стоять-то сможешь?
- Попробую.
Я поставил его на пол. Он пошатнулся, взмахнул обрубком руки и, не поддержи я его, наверно упал бы. Я тут же надел на него куртку. Моя одежда была для него значительно велика и длинновата. Я подвернул ему штанины, рукава же трогать не стал. Усадил его и снова накрыл одеялами.
- Не знаю, сможешь ли ты идти, а то тащить тебя - не очень то ты легкий.
- Попробую.
Тогда я достал нож. Это был другой нож. Тот, которым я убил вакца, я потерял, то ли в подвале, то ли при бегстве. Я нажал на выпускную пластину, и из не такой уж большой рукоятки со щелчком развернулось тридцатисантиметровое лезвие. Я отрезал от одеяла две узкие полосы и две пошире. Ими я обмотал мальчишке ноги, сделав какое-то подобие обуви. А еще из одного одеяла, прорезав в нем отверстие для головы, сделал для него чтото вроде накидки. Надел ее на мальчишку и подпоясал узкой полоской. Проделав все это, я сказал:
- А сейчас будем ждать ночи. Только при полной темноте у нас есть шанс проскользнуть к дисколету.
- А что это за машина такая, дисколет. О таких я никогда не слышал.
- Если все будет хорошо, то увидишь. Высотная и скоростная машина, довольно надежная.
- Вы пилот?
- Да, я пилот.
После этого повисло молчание. Я отошел к окну, чтобы, при помощи бинокля еще раз понаблюдать за обстановкой. Когда же снова обернулся, то увидел, что Рив почти полностью беззвучно ревет. Заметив, что я смотрю на него, он посмотрел мне прямо в глаза и сказал:
- Не смотрите на меня так, я всего лишь слабый мальчишка... С самого детства я мечтал стать пилотом, как отец. У нас был небольшой спортивный самолет. И я умел водить его, от взлета и до посадки. А кто я сейчас - жалкий калека, который не сумеет обслужить и самого себя. Зачем вы вытащили меня? Чтобы я мучился весь остаток жизни?
Такого я от мальчишки не ожидал, но почти сразу же резко ответил:
- Замолчи, пацан. Просто жизнь - это такая штука, потеряв которую, снова уже не вернуть. В мире возможно почти все, но только не это. И пока ты жив, ты должен надеяться на то, что судьба окажется благосклонна к тебе, и ты найдешь свое счастье. Еще не все потеряно, парень, и возможно я тебе в этом помогу. Ты жив и это главное. В отличие от твоего друга, ему я при всем желании уже не смогу помочь.
- Вы... вы не знаете, что они с ним сделали.
- Я видел то, что от него осталось.
- Нет, вы ничего не видели. Они мучили его у меня на глазах. Мучили просто так, для собственного удовольствия. Два раза в день, утром и вечером. Сначала обрубили руки, потом ноги, и я все это видел. Он просил о смерти, но они ему ее не давали, а продолжали мучить. Вечером, последним вечером, они обрезали ему... и заставили съесть. Потом, у еще живого, разрезали грудь и живот. Они... они съели его сердце и печень. И я все это видел и не сошел с ума. За что мне все это, за что?
Я сел рядом с ним, прижал его к себе:
- Успокойся, Рив, этим ты никому не поможешь.
- Я никогда, никогда не смогу этого забыть.
Я ничего не мог сказать ему в ответ. И я ведь даже не предполагал, что ему пришлось столько вынести. И я не знал, смог ли бы я выдержать такое, окажись я на его месте. Я подумал, что вряд ли, несмотря на всю свою подготовку. У меня, скорее всего, сработал бы "предохранитель", и просто перестал бы воспринимать реальность. Вечер подкатывал незаметно, но неотвратимо. Еще пара часов, и наступит полная, долгожданная темнота. Рив снова пожаловался на возвращение болей, и я израсходовал последние ампулы из аптечки. Но темноты нам так и не удалось дождаться спокойно. Я видел в окно, что двор превратился буквально в муравейник, столько в нем было одетых в серое вакских солдат. Очевидно, что наш район был оцеплен, и они осматривали все строения. Оставаться здесь становилось крайне опасно.
- Уходим, Рив, - сказал я мальчишке.
- Их столько... Нам не пробиться.
- Попробуем спрятаться и переждать.
Я укрыл свой контейнер в шкафу, отрезал от одеяла еще несколько полос. Связав их, я сделал у себя за спиной что-то вроде лямок для груза. Усадил на них мальчишку и еще одной полосой привязал себе к спине.
- Тихо, - сказал я ему, - так нужно.