Читаем На далекой заставе полностью

— Шхуна моя собственная, я ее хозяин и владелец, — виновато улыбаясь, ответил тот. — Но я не мог даже и подумать, что нахожусь в ваших водах, ведь такой туман был, господин советский офицер, и я совершенно случайно сбился с курса и попал сюда. Вот он виноват: стоял у руля.

Владелец шхуны вдруг с такой яростью и злобой набросился на долговязого боцмана, ругая его так, что последний отступил на несколько шагов назад, откидывая голову от мелькавших перед его носом кулаков. Успокоившись, капитан, как ни в чем не бывало, снова повернулся к Горюнову, молча наблюдавшему эту сцену, и, улыбаясь, слащаво заговорил:

— Плохой народ пошел: стоило самому отлучиться вниз, как сбились с курса. Туман большой был; вы сами моряк, понимать нас должны.

— Вы слышали шум моторов нашего катера?

— О да, конечно, я сразу же застопорил ход, думал попросить помощи, но я не знал, что это советский катер, думал наш.

— Разве вы не знали, что уже давно находитесь не в своих водах? — продолжал задавать вопросы Горюнов.

— К сожалению, нет, только в последнее время сумел догадаться.

— А этот остров… — Горюнов указал рукой на Бурунный, находившийся совсем близко от них, — разве вы не узнали?

— Остров узнал, но потом, когда вышли на чистую воду, когда подошел ваш катер, — охотно отвечал владелец шхуны, все время улыбаясь.

— Так, — в раздумье проговорил старший лейтенант, — теперь покажите нам свою шхуну.

— Пожалуйста, вся к вашим услугам! — поклонился капитан. — У меня ничего нет, весь груз оставил на берегу, иду за новым.

Горюнов внимательно осмотрел судовые документы; записи в них подтверждали примерное местонахождение шхуны. Главный старшина Чумак и матросы обшарили все помещения, заходили всюду, куда только можно, но ничего подозрительного обнаружено не было.

— Сколько мы вам причинили беспокойства, — говорил капитан вкрадчивым раскаивающимся голосом. — Приношу вам, господин советский офицер, мои искренние извинения, больше подобного со мной не случится…

— Сколько у вас людей на шхуне? — перебил Горюнов.

— Шесть, господин советский офицер.

— Пять, товарищ командир, — пробасил над ухом Чумак.

— Ах, да! Действительно пять, — спохватился хозяин шхуны, ударяя себя по лбу ладонью, — совсем память стала плоха. Только вчера один человек заболел брюшным тифом, оставил его на берегу. По привычке считал всех…

По радио старший лейтенант доложил в базу о задержке в наших водах иностранной шхуны и о результатах проведенного на ней осмотра. Командование разрешило пограничному катеру вывести шхуну из советских территориальных вод и отпустить.

— Выбирайте якорь, — сказал Горюнов капитану, — я выведу вас из советских вод.

— Куда же я пойду в такую ночь? — испуганно взмолился тот. — Посмотрите, опять поднимается туман! Разрешите ночь переждать здесь?

С катера сигнальщик Курчавин передал Горюнову только что полученную срочную радиограмму; в ней командиру пограничного катера было приказано выйти в район банки Голой, у которой неизвестный иностранный корабль нарушил границу и уже находится в советских водах. На запрос Горюнова, что делать со шхуной, которую он не успел вывести из своих вод, база разрешила временно, до обратного прихода, оставить ее под наблюдением острова Бурунный, а катеру срочно выйти в указанное место.

— Временно остаетесь здесь, — приказал Горюнов владельцу шхуны.

— Слушаюсь, господин советский офицер, — покорно ответил тот, и, как показалось Горюнову, глаза его радостно вспыхнули, но тут же снова приняли свое виноватое выражение.

— Предупреждаю, — холодно проговорил Горюнов, покидая палубу шхуны, — не вздумайте самовольничать.

— Понимаю, понимаю, господин советский офицер, — закивал головой капитан, — все будет сделано, как вы приказали.

Пограничный катер отвалил от шхуны и, набирая ход, лег курсом на банку Голую, находящуюся по другую сторону острова Бурунный. Проводив советский катер, хозяин шхуны рассмеялся и, потирая от удовольствия свои толстые руки, опустился вниз. Все шло так, как он рассчитал.

На вышке острова Бурунный в эту ночь нес вахту старший матрос Ремизов. С высокой квадратной площадки он внимательно всматривался в ночную мглу и особенно в ту сторону, где стояла шхуна. Штаговый огонь, означающий, что шхуна на якоре, был отчетливо виден с вышки. Ремизов подолгу смотрел на него, периодически сверяя его место. Прожекторы находились в повышенной готовности и в случае необходимости могли дать луч в течение нескольких секунд.

Туман почти совсем прошел, но небо заволокли густые облака. Ремизов временами зябко поеживался, подергивая плечами, с неослабевающим вниманием продолжая вести наблюдение и вслушиваться в монотонный тихий шум прибоя. Вдруг он заметил, что яркий штаговый огонь шхуны мигнул. «Что бы это значило? — подумал старший матрос. — Или мне просто показалось?» Терзаемый сомнениями и догадками, он доложил о замеченном дежурному офицеру, тот, в свою очередь, — командиру батареи.

Росин выслушал доклад и задумался: «Если шхуна подавала условный сигнал, то кому? Кому-либо находящемуся на острове?»

Капитан решительно встал и приказал:

— Батарея, в ружье!

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза
Любовь гика
Любовь гика

Эксцентричная, остросюжетная, странная и завораживающая история семьи «цирковых уродов». Строго 18+!Итак, знакомьтесь: семья Биневски.Родители – Ал и Лили, решившие поставить на своем потомстве фармакологический эксперимент.Их дети:Артуро – гениальный манипулятор с тюленьими ластами вместо конечностей, которого обожают и чуть ли не обожествляют его многочисленные фанаты.Электра и Ифигения – потрясающе красивые сиамские близнецы, прекрасно играющие на фортепиано.Олимпия – карлица-альбиноска, влюбленная в старшего брата (Артуро).И наконец, единственный в семье ребенок, чья странность не проявилась внешне: красивый золотоволосый Фортунато. Мальчик, за ангельской внешностью которого скрывается могущественный паранормальный дар.И этот дар может либо принести Биневски богатство и славу, либо их уничтожить…

Кэтрин Данн

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее