На далекой заставе

Кончался последний день школьных занятий. В широкие окна класса щедрым потоком лились солнечные лучи, в раскрытые форточки врывался горьковатый аромат расцветшей черемухи, будоража девятиклассников весенней свежестью.

Все были в нетерпеливом ожидании последнего звонка, после которого можно было завизжать, закричать, запрыгать и никто ничего не скажет.

Но минут за пять до звонка в класс вошла строгая и подтянутая заведующая школой. У ребят и девушек сразу стали скучными липа.

— Заведет канитель! — довольно явственно сказал кто-то на задней парте.

Заведующая была в душе добра и чутка. Она отлично понимала настроения школьников, но считала, что дать строгое напутствие своим питомцам ее непреложный педагогический долг.

Скучными, заученными словами заведующая напомнила школьникам о том, что они должны и чего не должны делать во время летних каникул, а в заключение строго-настрого приказала являться точно в указанные часы на экзамены, которые еще предстояло держать в последний, десятый класс.

— Кто опоздает хоть на пять минут, — к экзамену допущен не будет!

Вскоре зазвенел звонок, и ученики ринулись из класса. Маша Борзова распростилась с подружками и пошла домой знакомой-презнакомой лесной тропкой. Ей было хорошо и радостно. То ли от того, что кончились поднадоевшие уроки, то ли от захватывающего душу весеннего цветения, то ли от того, что ей было всего шестнадцать лет.

— Гоп-ля, гоп-ля! — припевала Маша, размахивая сумкой с учебниками и временами подпрыгивая, как коза. Знакомые лесные птицы свистели ей вслед.

…Мать Маши Василиса Никифоровна Борзова, работающая сторожем на железнодорожном переезде, уходила на дежурство рано. Она всегда будила Машу, давая ей наказ по хозяйству, но на этот раз пожалела: девушка легла поздно, готовясь к экзамену по английскому.

«Пусть подольше поспит, — решила Василиса Никифоровна, заботливо поправляя оконную занавеску, через которую пробивался золотой лучик солнца. — А встанет, сама догадается, что делать».

Дочерью она была довольна. Маша росла трудолюбивой и послушной, с малых лет помогала матери по хозяйству, не хныкала, когда были трудные дни. А их было немало, Василиса Никифоровна растила дочь без мужа. Он погиб на фронте.

Особенно по сердцу матери было то, что ее дочь старательно учится. Школа далеко, до нее добрых пять- шесть километров. Маша вставала по утрам без капризов и шла туда через лес, зачастую в ненастье. Зимой она научилась ходить на лыжах и сокращала путь, идя прямиком по озеру.

Маша долго не заспалась. Прибрала в доме, накормила кур, напоила и выпустила пастись корову. А потом взяла учебник английского языка и пошла на свое любимое местечко у обрыва (оттуда хорошо видны озеро и дальний берег), чтобы еще раз пробежать по трудным местам учебника. Времени у ней было достаточно.

Уютно усевшись на широкий, нагретый солнцем валун, Маша усердно принялась за повторение изученного материала, по девичьей привычке перебирая свою косу и изредка поглядывая бездумным взором по сторонам.

Впереди, внизу, у крутого обрыва, за негустой листвой прибрежных ив мириадами солнечных искр сверкала гладь озера, родного, любимого озера, на берегу которого прошло ее тихое детство, и в чистой, холодной воде которого она любила купаться, едва только сойдет снег.

В обрыве, в зарослях ольшанника застрекотала сорока. Маша посмотрела в кусты и вздрогнула: из зелени на нее глядели чьи-то глаза.

…Рано утром вдоль заросшего густым лесом берега озера к границе пробирался человек. Это был крепко сложенный, рослый мужчина лет тридцати. Одет он был в серый пиджак и такие же серые брюки, заправленные в яловые сапоги. Он часто оглядывался по сторонам, избегал открытых мест, видимо, опасаясь встречи с людьми.

Солнце начало подогревать. От земли тянуло испарениями и запахом прошлогодней листвы. Ласково плескавшаяся о берег вода манила искупаться, но человек все шел и шел.

Когда на пути неизвестного оказался небольшой мысок, вдававшийся метров на семьдесят в озеро, мужчина решил не огибать его, а пересечь напрямик.

Берег здесь был высок и каменист. Цепляясь за выступы, человек стал взбираться наверх. Он преодолел уже большую половину крутого склона, как вдруг сверху донесся чей-то голос. Говорила девушка и притом не на русском языке.

Удивление, радость, сомнение — все одновременно отразилось на давно не бритом лице неизвестного.

— Неужели граница позади? — тихо пробормотал он, остановившись.

Некоторое время он стоял в нерешительности, затем осторожно шагнул вперед и, маскируясь ветками кустов, выглянул.

На большом сером валуне, с которого открывалась картина залитого солнцем озера, сидела с книгой в руках девушка. Лицо веснушчатое, еще совсем юное, русые волосы заплетены в косу. Девушка громко читала по- английски, старательно выговаривая каждое слово.

— Тьфу ты, черт! — зло выругался незнакомец. — Девчонка учит уроки! А я нивесть что вообразил.

Он хотел было спуститься обратно, как вдруг девушка, привлеченная тревожным стрекотом пролетевшей сороки, подняла голову. Их взгляды встретились.