Вспоминается, как в зимние месяцы мне случалось выйти в море на эсминце «Лепанто». Четыре республиканских корабля производили ночной поиск крейсеров мятежников. Головным шел «Лепанто», на котором находился и командир флотилии Висенте Рамирес со своим советником, произведенным в чин капитана де фрегата испанского флота. Эсминцем командовал уже известный Валентино Фуэнтес. Он любил похвастаться, как без «колебаний» привел свой корабль в Картахену, чтобы служить родине. Однако в силу своего характера занять твердую линию во время войны он так и не смог. По мере того как республиканцам становилось труднее, он, как и многие офицеры, все больше колебался. Фуэнтес был значительно старше Рамиреса и считал его выскочкой, а себя заслуженным офицером, по достоинству не оцененным правительством.
– Омбрэ! – вдруг раздавалось на мостике, когда разговор между командиром корабля Фуэнтесом и командиром флотилии Рамиресом переходил на высокие тона, и после этого весь мостик мог слышать приблизительно такой диалог:
– Разрешите мне самому командовать кораблем, – горячился Валентино.
– Но ваши сигнальщики плохо смотрят, и так мы не увидим противника, – уже быстрым срывающимся голосом кричал Висенте.
– Я буду жаловаться министру, – неслось в ответ, и Фуэнтес начинал нервничать.
– Кё паса? (Что случилось?) – вмешивался Рамон и спокойным голосом переводил разговор на другое.
Придавать этому большого значения не следовало. Два темпераментных южанина быстро остывали. К тому же стемнело, и мы находились в районе, где была исключена возможность встречи с мятежными кораблями.
Фуэнтес как гостеприимный хозяин предложил мне спуститься, чтобы выпить кофе, конечно, «кон коньяк» (с коньяком), потому что в походах этот напиток всегда считался лучше молока.
Уходить с мостика во время плавания для меня казалось немыслимым. Я не помню случая, когда бы оставлял мостик, если даже поход длился несколько суток. Предпочел остаться на своем месте и теперь. Еще не успели принести нам кофе «кон коньяк», как сигнальщики доложили о замеченных огнях «справа по носу».
Висенте и Рамон склонились над картой, обдумывая свои действия на случай встречи с противником. Но противник, к сожалению, не ходит с огнями, и на месте обнаруженных огней вскоре обрисовался силуэт небольшого транспорта, беспечно идущего в южном направлении.
В строе кильватера полным ходом двигались эсминцы. Белые буруны у форштевня и пенистые волны за кормой хорошо наблюдались, показывая место кораблей. Луна еще не взошла, но ясное звездное небо увеличивало видимость, и горизонт отчетливо просматривался даже простым глазом. В назначенный час соединение повернуло на юг, чтобы пройти районом вероятного движения «Канариаса». Когда вышли на «большую дорогу», несколько пассажирских и грузовых судов пересекли нам курс, не подозревая о нашем присутствии. Снова повернули на север и, пройдя положенное время, легли курсом на базу. Это был один из многих неудачных поисков. Только в марте 1938 г. поиск увенчался успехом. Флагманский корабль мятежников «Балеарес» был обнаружен, торпедирован и потоплен.
После таких походов Рамон и Рамирес возвращались усталые и вместе, как неразлучные друзья, приходили к командиру базы или ко мне.
– Салуд и тримоторес, – обычным приветствием-шуткой объявлял о своем прибытии Рамирес.
– Дон Рамон – муй листо (т. е. умный человек), – восхищался Рамирес своим советником.
В. П. Дрозд был и на самом деле грамотным, смелым моряком, оказавшим большую услугу своим испанским друзьям.
В Валенсию по старой дороге. Полет в Барселону
Это было в конце марта 1937 г. «Салуд, дон Николас, – услышал я голос Г. М. Штерна. Он звонил из Валенсии. – У меня есть важное сообщение, не можешь ли утром быть здесь?» – продолжал он. Было уже поздно, но если выехать через час-два, то я успею на рассвете приехать в Валенсию и явиться к нему на Альборайя, 8, где размещается штаб нашего главного советника. Уволенный домой шофер Рикардо явится только утром, и я попросил С. Рамишвили отпустить со мной его Хосе.
Не прошло часа, как мой помощник А. П. Коробицын (Нарцисо) доложил: «Коче листо (Машина готова)», и мы спустились вниз. После первых месяцев пребывания в Картахене я категорически отказался от охраны, и моим постоянным спутником теперь был только переводчик-помощник Нарцисо. Замечательный работник и хороший товарищ, долго живший в Аргентине и прекрасно знавший испанский язык, он заменил двух маринерос из анархистов, приставленных ко мне командиром базы. У входа в Капитанию стоял небольшой «Плимут», а Рамишвили давал шоферу последние наставления.
«Асус орденес (К вашим услугам)», – громко отрапортовал Хосе и вытянулся по-военному, докладывая о готовности машины.