В прессе всего мира появилось известие о гибели «Хайме I». Для печали не было времени. Через несколько дней эскадра вышла в море для встречи очередного транспорта.
Спустя некоторое время мы с командующим Буиса проходили мимо затопленного линкора по молу Курро. Он печально смотрел на торчавшие над водой башни и мачты. Мы заговорили о судьбах кораблей. У одних короткий, но блестящий век, другие плавают долго, а гибнут вот так бессмысленно, как «Хайме I».
«Вы никогда не слышали об испанском корабле «Королева Мерседес»?» — спросил меня Мигель. «Первый раз слышу такое название», — ответил я.
«Начатый постройкой еще в 1880 г. одновременно с двумя подобными крейсерами водоизмещением около 5 тыс. тонн, — начал Буиса, — он был спущен на воду в 1887 г. и имел еще три огромные мачты для парусного оснащения, хотя основными двигателями считались уже паровые машины.
В 1898 г., когда началась испано-американская война, этот крейсер находился в составе эскадры адмирала Сервера, в Сантьяго-де-Куба; по своему состоянию он не мог плавать и был использован как блокшив для охраны входа в гавань. Когда началась война, он был затоплен, чтобы преградить вход американскому флоту. После войны американцы его подняли и используют корабль до сих пор (1937 г.), как плавучую казарму для кадетов военно-морского училища США. Любопытно, — заметил Буиса, — что этому кораблю довелось еще раз поднять испанский флаг при необычных обстоятельствах. Произошло это следующим образом: 22 года спустя, в 1920 г., [239] когда испанские военные корабли посетили США, они зашли и в Анаполис. Когда линейный корабль «Альфонс XII», переименованный затем в «Хайме I», салютовал американцам, то ответные выстрелы были сделаны с этого некогда знаменитого испанского крейсера. Салютуя, он, как курьез, должен был поднять испанский флаг. Но продолжалось это всего несколько минут».
Теперь мне стал понятен рассказ командующего. У нас перед глазами, полузатопленный, на грунте лежал тот самый «Альфонс XII».
В одном американском журнале я прочитал, что бывший крейсер «Королева Мерседес» служил вплоть до 1957 г. Через 70 лет с момента закладки он был, наконец, продан на слом и закончил свое существование. Да, разные судьбы бывают у кораблей! [240]
Возвращение на Родину
Вызов в Москву
В августе 1937 г. я получил приказание выехать в Москву.
Желание побывать на Родине, в Москве, было велико, но, тем не менее, я с грустью оставлял республиканский флот и особенно своих товарищей по работе. Наспех собравшись и даже не отдав нужных указаний, на случай если не смогу вернуться, я в назначенный вечер выехал из Картахены. Как всегда, у мола Курро стояли крейсера, а в арсенале и у причалов порта — эсминцы. Город был затемнен, и шофер Рикардо медленно двигался в темноте по узким улицам предместья Санта Лючиа, пока мы не выехали на основное шоссе.
Я не имел ясного представления о цели моего вызова. «Для личной информации», — было указано в телеграмме. Республиканский флот был занят обеспечением коммуникаций и в эти месяцы хорошо справлялся со своей задачей. Меньше всего я ожидал, что больше не вернусь в Испанию. Прощаясь со своими товарищами и оставшимся за меня В. А. Алафузовым, я говорил, что недели через две обязательно вернусь в Картахену. Только в Москве я узнал, что там сложилось неписаное правило — долго наших советников в Испании не держать. Обдумывая это позднее, я пришел к заключению, что одинаково к замене рядовых летчиков или танкистов и главных советников подходить нельзя. И вот почему: рядовой летчик или танкист, прибыв в Испанию, успевает за полгода-год освоиться, получить достаточный опыт и, участвуя непосредственно в боях, требует замены. Обязанности старших и, тем более, главных советников значительно сложнее. Эти люди всю свою работу строят на взаимоотношениях с испанскими товарищами. Для эффективной [241] работы им нужно не только познакомиться с обстановкой по карте, но и освоиться, узнать испанцев, с которыми предстоит работать, приобрести авторитет. Через год у советников наступает период самой плодотворной работы, а по сложившемуся правилу как раз тогда приходит время отозвать их на Родину. Так было и со мной. Первые месяцы работы с испанскими моряками у меня ушли на ознакомление с людьми, с обстановкой, на изучение языка. Только после совместного с командующим республиканским флотом и командирами соединений похода на кораблях в Кантабрику и нескольких выходов на операции в Средиземном море, т. е. к весне 1937 г., я почувствовал, что приношу пользу. Мои взаимоотношения с М. Буиса и с И. Прието к этому времени приобрели деловой и, в нужной мере, дружеский характер.
Я вместе с испанскими товарищами приобретал опыт, и они не могли упрекнуть меня в том, что я не знаком со спецификой борьбы у них в стране.