Возле костра стояли два парня, по особой манере подвертывать валенки мы сразу узнали блатных. Великолепным щедрым жестом парни швырнули к нашим ногам консервные банки, печенье, конфеты. В руках того из них появилась бутылка спирта. Мы от неожиданности ничего не ответили. Мы только посмотрели на парней, а они посмотрели на нас, и мы друг друга поняли.
— Извиняемся, девушки, — сказал второй парень, и оба стали подбирать подарки и распихивать их по карманам. — Может быть, закурите?
— Мы не курим.
— Ах, даже не курите? Еще раз просим прощения, — парни присели на корточки возле костра, сняли меховые рукавицы и стали греть руки. Мы, конечно, видим, что не туда попали. Мы различаем сорт людей. Нам нужны другие девочки. В общем, мы с прииска, недавно освободились, три года женщин не видели. В общем, вы понимаете… Нет ли тут своих девчонок?
Нина собиралась ответить — нет, но вдруг вспомнила про Адельку. Нина вежливо и подробно объяснила, как пройти к Адельке и даже не поленилась встать от костра и сделать несколько шагов. Тяжело проваливаясь в снег, парни ушли.
— Очень хорошая «передача», — сказала Нина и облизнула сухие розовые губы.
Нам вспомнился лагерный обед, приготовленный на моржире. Через час пришла Аделька в сбившейся шапке и в криво застегнутом тулупчике, от нее сильно пахло спиртом.
— Нате, девочки! Спасибо, что сказали. Богатые «женихи» — «бобры», — Аделька сунула нам пачку печенья и ушла.
Это была большая пачка сливочного печенья, белого, нежного, рассыпчатого. Мы много лет не видели такого печенья. Сначала мы ели его, ни о чем не думая, просто предавались забытому вкусовому ощущению. Когда осталось четыре печенья, я вспомнила про Иру. Мы с удовольствием обсуждали, как Ира сначала удивится, а потом будет нас благодарить. Мы все чаще поглядывали на солнце, скоро ли оно сядет: тогда мы возвращались в лагерь. Но досидеть до конца дня нам не удалось. Сегодня нашим конвоиром был Юрка, злой и вздорный мальчишка, упивавшийся своей властью. Он тихонько подкрался сзади, он очень любил подслушивать. И счастье, что в эту минуту мы обсуждали, выйдет ли из моего драного платья сарафан. Юрка ничего интересного не услышал и доносить ему было не о чем.
— Сидим? Сидим и делаем вид, что приказа не знаем! На днях в лагере зачитали приказ, запрещающий разводить в лесу костры. Наше лагерное начальство решило, что мы слишком много греемся и поэтому не вырабатываем норму. Хорошие дежурные конвоиры этот приказ обходили, даже наш суровый десятник считал, что в такие морозы работать без костров в лесу нельзя.
— Мы уже выполнили норму!
— Норму — Юрка презрительно усмехнулся. — Тебе за твои преступления перед государством каждый день нужно делать три нормы! — Он с ожесточением забросал костер, и, шипя, тот вскоре погас. — Еще раз увижу, что греетесь, в карцер запру!
— Ужасно паршивый мальчишка! — со вздохом сказала Нина. Пришлось нам опять браться за работу. Мы спилили три лиственницы, но тут подошел десятник — недобрый старик с обледеневшей рыжей бородкой.
— Что-то вы, девки, сегодня долго у костра сидели, уж не перетащили ли вы к себе вчерашний штабель?
Десятник понимал: норму мы могли выполнить, только напряженно работая весь день.
— Раз вы нам не верите, пожалуйста, посмотрите, — Нина высокомерно провела его к нашему вчерашнему штабелю дров. Штабель стоял нетронутый, и даже изморозь покрыла его верхние бревна. Десятник подозрительно осмотрел наши дрова, но придраться ни к чему не мог. Мы умело перемешали дрова. Как мы с ним ни спорили, десятник сбросил 0,4 кубометра, хотя в штабеле было верных девять.
Малиновое солнце уже коснулось сопок, и стало быстро смеркаться. Юрка орал, чтобы все выходили на дорогу. Там он нас построил по три в ряд, пересчитал, и мы потащились в лагерь. Аделька распихала свою «передачу» в карманы и за пазуху и стала похожа на шар. Ей было жарко, она расстегнула воротник тулупчика и пыталась петь песни высоким фальшивым голосом, но дальше первой строчки она ни одной песни не знала. Юрка не сделал ей ни одного замечания, наверное, Аделька угостила его спиртом.
Сизые сумерки стелились по земле. Снег стал серый, потом лиловый, потом синий. Разноцветные холодные звезды светились в черном небе. Усталые, продрогшие, мы плелись и мечтали о теплом бараке. Очень немного иногда бывает нужно человеку.
Юрка сердито кричал на отстающих, но, вопреки обыкновению, не изводил нас бесконечными остановками и требованием держать строй. Наконец мы дошли до лагерных ворот. Юрка начал ругаться с вахтером из-за портянок. Он утверждал, что вахтер стащил его теплые портянки, и мы еще двадцать минут ждали, пока они наругаются.