На Дальнем Западе

Старый солдат, всегда сохранявший спокойствие в минуты опасности, вдруг неизвестно отчего побледнел, и его лоб покрылся каплями пота.

— Боже мой! — пробормотал он, проводя рукой по лбу.

— Что с вами случилось? — спросил Джон Максим, в первый раз в жизни видя Деванделля таким взволнованным.

— Ты думаешь, что он метис? — спросил полковник, делая усилие, как будто для того, чтобы отогнать от себя какую-то тяжелую мысль. — И думаешь, что он должен принадлежать непременно к племени сиу?

— Я готов прозакладывать мою винтовку против того ножа, который висит у вашего пояса, что это так! — ответил агент. — Его выдал амулет, который он носит на своей груди. Ни арапахи, ни чэйэны не имеют таких амулетов.

— В таком случае нужно заставить его говорить!

— Гм, легко сказать! Эти краснокожие упрямы, как ослы; когда они не хотят говорить, из них не вытянешь ни единого звука!

Молодой индеец слушал этот разговор, не проявляя ни малейшего волнения. Он только сорвал гневным движением предательский голубой камень и швырнул его далеко в сторону.

Полковник два или три раза прошелся вдоль палатки, как бы желая оправиться от внезапно охватившей его тревоги, затем быстрым движением приблизился к пленнику и схватил его за руку.

— Скажи же мне, наконец, кто ты такой: сиу или чэйэн? — спросил он прерывающимся от волнения голосом.

— Я — индейский воин, ставший на тропу войны с бледнолицыми. Этого с тебя довольно! — ответил юноша.

— Я хочу знать, — настаивал полковник.

Птица Ночи пожал плечами и, казалось, стал с большим вниманием прислушиваться к глухому стуку дождевых капель о поверхность палатки, чем к словам полковника.

— Будешь ли ты, наконец, говорить, несчастный?! — воскликнул рассерженный этим упрямством Деванделль. — Кто был твой отец?

— Не знаю! — ответил после некоторого молчания молодой воин.

— А твоя мать? Была ли она бледнолицей рабыней или женщиной из племени сиу или арапахов?

— Я никогда не видел моей матери! — был ответ.

— Но этого не может быть! — воскликнул полковник.

— Птица Ночи никогда не лжет! — холодно ответил краснокожий.

— Так скажи мне, по крайней мере, какого ты племени?

— Не все ли тебе равно, бледнолицый? Я взят в плен и знаю, каковы законы войны: убей меня, и все будет кончено. Я сумею умереть так, чтобы заслужить милость Великого Духа, который благосклонно примет меня на свои бесконечные луга, полные прекрасной дичи.

— Так ты больше ничего не скажешь мне?

— Нет, бледнолицый!

— В таком случае ты получишь то, что заслужил. Я не настолько прост, чтобы поверить рассказанной тобой истории. Мне очень жаль, по закону войны я должен тебя расстрелять.

Ни один мускул не дрогнул на бронзовом лице индейца.

— Истинный воин не боится смерти! — ответил он гордо. — Я знал, чем я рискую, вступая в войну с бледнолицыми, и теперь, когда Великий Дух отдал меня в твои руки, я сумею без страха встать под пули твоих солдат. Делай же поскорее, что велит тебе твой долг, а я позабочусь о том, как выполнить свой.

Едва только полковник открыл рот, чтобы ответить на эту гордую речь пленника, как у входа в палатку послышался нестройный гул голосов, и точас же внутрь ее просунулась голова солдата.

— Командир! Мы и эту птичку накрыли, — сказал он, вталкивая в палатку полковника Деванделля индианку, девочку лет одиннадцати или двенадцати, стройную, гибкую, как грациозный зверек, обладающую бронзовым личиком с довольно правильными чертами и блестящими глазами.

— Опоздай мы лишь на несколько минут, и она улизнула бы в ущелье, — продолжал болтать солдат, видимо, взволнованный неожиданно удачной погоней за юной индианкой.

Птица Ночи, увидев пленницу, чуть побледнел и сделал жест глубокого отчаяния. Не спускавший с пленника глаз агент уловил и эту бледность, и этот нервный жест индейца.

Обменявшись долгими и выразительными взглядами со снова застывшим в своей гордой позе Птицей Ночи, девочка неожиданным движением выскользнула из рук державшего ее за хрупкие плечи солдата и, приблизившись к полковнику Деванделлю, взглянула ему прямо в лицо вызывающим взором.

— Ты командир этого отряда? — спросила она резко. — Что хотят бледнолицые сделать с моим другом Птицей Ночи?

— Через полчаса его расстреляют! — ответил полковник.

Взор девушки загорелся гневом. Но сейчас же она перевела его на словно окаменевшее лицо пленника. Она глядела на него с глубокой тоской и жалостью.

Полковник тронул за плечо девочку, говоря:

— Ты дочь Левой Руки?

— Да! — коротко ответила, сжимая губы, пленница.

— Где твой отец?

— Спроси у него.

— К какому племени принадлежит твой спутник? Он сиу или арапах?

— Он воин. Вот и все, что я знаю.

Следивший за ходом допроса агент выругался.

— Это не люди, а дьяволы, — сказал он. — Можете пытать их огнем, и эту Ночную Птицу, и эту маленькую змейку, но вы будете только даром тратить время. Правды вы не добьетесь.

— Очень может быть. Но узнать, что же именно заставило этого краснокожего пытаться пробраться по Ущелью Могил, было бы очень важно для нас. Нет никаких сомнений, у него были очень серьезные причины предпринять такую рискованную попытку…