На дальних берегах

- Я не один, - ответил Мехти, прислушиваясь к топоту проходящего по улице отряда фельджандармерии. - Нас целая компания.

- Где же они? - обрадовался хозяин.

- Я должен буду пойти за ними, они послали меня узнать, можно ли у вас хорошо повеселиться.

- Ну, конечно! - воскликнул хозяин. - Тут всего два клиента, этот третий не в счет, - он указал на развалившегося на диване итальянского унтера: унтер был вдребезги пьян.

- Тогда я пошел за своими.

- Торопитесь! - крикнул вслед хозяин. - А то мои девушки умрут от скуки!

Выйдя на улицу, Мехти оглянулся по сторонам и двинулся по виа Фортуна. Вскоре он увидел разрушенный дом, огороженный высоким забором. Это был тот самый «комбинат», который они недавно взорвали с Васей. На заборе висели афиши с изображением полуголых женщин, обрывки объявлений.

«Так… Через два дома будет дом, где прячется Карранти», - отметил про себя Мехти.

И вот, наконец, этот дом, который так долго разыскивали партизаны. Темно, тихо… И кажется, будто дом высечен из гигантского цельного камня. Мехти подошел к массивным дверям подъезда. Кнопка звонка должна находиться с левой стороны. Он нащупал ее. Надо дать три коротких и один протяжный звонок. Мехти решительно нажал на кнопку. Сейчас он боялся только одного: вдруг Карранти нет дома. Однако и с немцами Карранти быть не могло, ему нельзя было раскрывать ту роль, которую он играл в предстоящей операции. Это партизаны понимали…

За дверью послышались легкие шаги, щелкнул замок, и в дверях показалось лицо горничной Анны. Горничная хотела было спросить незнакомца, что ему нужно, но Мехти не дал ей опомниться. Он зажал горничной рот и вошел внутрь. Все остальное совершилось в течение нескольких секунд; Мехти скрутил горничную по рукам и ногам, сунул ей в рот кляп, привязал ее к перилам лестницы и, закрыв дверь, направился наверх. Медленно, с большой осторожностью, держа наготове пистолет, продвигался Мехти по коридору. На этот раз нельзя было позволить американцу опередить себя…

…В гостиной гудела радиола, свет хрустальной люстры пламенел в двух больших стенных зеркалах. Насвистывая военную американскую песенку «Улыбайтесь», Карранти укладывал в автоматический проигрыватель радиолы недавно полученные из Америки пластинки. Первой он пустил пластинку с «буги-вуги», довольный поднял от радиолы гладко причесанную голову и замер на месте.

Слева от радиолы было вделано в стену большое, окаймленное витиеватой рамой, зеркало, и оттуда смотрел на Карранти человек в немецкой форме. Взгляд его черных глаз был решительным и беспощадным.

Карранти был настолько ошеломлен, что не сразу даже повернулся и человеку, стоящему за его спиной. Несколько секунд они смотрели друг на друга в зеркало. Потом тонкие губы Карранти искривились, рука потянулась к тумбочке, на которой лежал пистолет, и повисла в воздухе: Карранти вспомнил, что Михайло стрелял метко.

Медная труба джаза взяла пронзительно высокую ноту и долго держала ее, в то время как барабан отбивал бешеные такты.

Карранти повернулся к Мехти, жалкая улыбка расползлась по его лицу:

- Ты… ты не должен убивать меня, Михайло!.. Я тебе все сейчас расскажу…

- Нет, Карранти, - покачал головой Мехти. - Нам не о чем говорить с вами. Все ясно. Вы прикидывались другом. И вы предали нас. Я думал, что вы примете смерть более мужественно.

Он медленно направился к Карранти, а тот отступил и прижался к радиоле. Струйки пота текли по его щекам, он был бледен, но старался не выдать своего страха.

- Но я… я американец! - воскликнул он.

- Я этого не знаю, - сухо ответил Мехти.

Не отрывая глаз от медленно надвигавшегося на него Мехти, Карранти лихорадочно шарил рукой по тумбочке, но не находил пистолета.

- Послушай, Михайло, я… я… я накопил миллион… целый миллион!.. Это глупо… глупо…

Мехти подошел к нему совсем близко, и в глазах его, столько видевших за последнее время и трагического, и высокого, и мерзкого, Чарльз Беннет прочел свой смертный приговор.

Он стоял, озираясь, словно затравленный зверь, и вдруг с диким, нечеловеческим криком рванулся с места и прыгнул на Мехти. Только этого и ждал Мехти, стремившийся избежать лишнего шума. Один за другим глухо прозвучали два выстрела. Мехти расстрелял врага в упор.

Беннет упал на Мехти, стал медленно сползать вниз, повалился, скорчившись, у его ног. Пули попали ему в грудь и живот.

Мехти перевернул его ногой, взглянул на его лицо. Беннет лежал в луже крови, но был еще жив. Это были последние секунды жизни - от двух таких выстрелов умирают даже люди «с железными тросами вместо нервов». В комнате слышались звуки «буги-вуги»; из радиолы неслись визг, свист, треск; гнусаво хохотал саксофон.

Мехти повернулся и ушел.

А джаз продолжал неистовствовать, и под его музыку умирал Чарльз Беннет. Сознание его на миг прояснилось. «Да, - думал он. - Я ничего не мог с ним сделать! Он должен был прийти… Все равно, рано или поздно, он должен был прийти! Вот он и пришел… и все произошло так просто и глупо».

Беннет чувствовал, что Михайло сильнее его, а в чем его сила - так и не мог понять.