На дальних подступах

Началась война. Казалось бы, место лодок как раз на Ханко, чтобы действовать в районе Або-Аландских шхер. Надо было, как нам казалось, их усилить, но штаб флота принял иное решение.

Охрана водного района (ОВР), которой командовал Капитан 2 ранга М. Д. Полегаев, с 3 часов 30 минут начала нести дозорную службу. В дозор западнее острова Руссарэ был выслан катер МО-313.

ОВР базы был маленьким, в его составе было всего три катера МО-311, 312 и 313. Между тем в базе находился целый пограничный дивизион таких же МО-236, 237, 238 и 239. Ими командовал старший лейтенант Григорий Иванович Лежепеков, подчиненный морпогранохране.

Поскольку началась война и Указ Президиума Верховного Совета ввел в стране военное положение, я своим приказом немедленно объявил: все находящиеся на полуострове Ханко воинские части, независимо от принадлежности к разным ведомствам, в целях создания единства командования, необходимого для выполнения боевых задач, стоящих перед базой, подчинены мне. В соответствии с мобилизационным планом дивизион пограничных катеров старшего лейтенанта Г. И. Лежепекова я подчинил командиру ОВРа капитану 2 ранга М. Д. Полегаеву, а погранотряд майора А. Д. Губина — командиру 8-й отдельной стрелковой бригады полковнику Н. П. Симоняку.

Ночью я получил приказание командующего флотом вывезти с Ханко турбоэлектроходом возможно большее количество семей военнослужащих и все гражданское население, не связанное с работой в базе и гарнизоне.

Рано утром 22 июня я созвал командиров соединений и частей, прибыли и заместители по политчасти. Все уже знали, что гитлеровцы бомбили Либаву, Виндаву, Ригу и многие города Советского Союза. Началась война с фашистской Германией. Гитлеровцы напали внезапно. Командиры были неразговорчивы и угрюмы. Всех заботила дальнейшая судьба семей. Заботило это и меня.

Я поставил на обсуждение один вопрос: как лучше и скорей выполнить приказ командующего флотом о вывозе семей военнослужащих и гражданского населения. Наступило общее молчание. Единственный вопрос задал мне полковник Симоняк:

— А когда, товарищ генерал, вы отправите свою семью?

Вопрос, конечно, задан неспроста. Я посмотрел на Симоняка и увидел его хитрый прищуренный глаз. Надо подать пример — на это Симоняк, очевидно, и рассчитывал. Я ответил:

— Моя семья первой войдет на корабль.

Симоняк удовлетворенно кивнул головой.

Начальник штаба Максимов быстро доложил собравшимся, сколько мест предназначено на каждое соединение.

Эвакуация членов семей с Ханко началась. Потом мы убедились, что все наши меры были своевременными.

В 7 часов 52 минуты поступило приказание командующего флотом начать воздушную разведку. Долгожданное решение! Наконец-то повязка с глаз снята. Девятью, хотя и тихоходными, гидросамолетами можно вести воздушную разведку на ближних подступах к базе. И мы ее немедленно начали.

В 8 часов 48 минут два МБР-2 вылетели на выполнение нашего первого разведывательного задания.

Но недолго продолжался наш праздник: в 8 часов вечера 23 июня командующий КБФ приказал передислоцировать 81-ю авиаэскадрилью на южный берег в Таллин. Нам оставили только одно звено старшего лейтенанта Игнатенко — три самолета МБР-2. Не густо.

Меня, естественно, волновало: что еще могут отобрать у нас? Очевидно, катера?

И я не ошибся.

В 12 часов 10 минут 22 июня мы прослушали с женой и дочерью выступление В. М. Молотова по радио и попрощались. Проводить свою семью на судно я не смог.

Выход турбоэлектрохода назначили на 18 часов. Для его защиты от возможных атак подводных лодок, появление которых все время отмечали посты наблюдения, я запросил у командующего флотом эсминец. С воздуха решили прикрыть турбоэлектроход истребителями нашей 4-й эскадрильи, пока единственной; остальные эскадрильи 13-го полка, хотя война началась, все еще не возвращались с южного берега. Очевидно, еще не было закончено их перевооружение.

За два или три часа до отплытия ко мне в штаб пришел капитан турбоэлектрохода, если мне не изменяет память, Степанов. Он ознакомил меня с ходом погрузки. Я спросил его: откуда командующий флотом узнал о задержке рейса? Капитан объяснил: как только ему стало известно о задержке (а узнал он об этом только 21 июня), он, естественно, дал радиограмму в Ленинград в свое пароходство. В результате комфлота сначала меня выругал, а потом приказал делать то, что и надо было сделать. Уйди турбоэлектроход 21 июня пустым, на Ханко осталось бы еще две с половиной тысячи женщин и детей. А позже эвакуация стала делом сложнейшим и опаснейшим.

Я сообщил капитану, что судно будет сопровождать эсминец «Смелый». Капитан сказал, что эсминец вызвали зря — подводные лодки такому судну не страшны, так как его скорость на переходе будет не менее 20 узлов. Это, конечно, звучало несерьезно.

В 18 часов 27 минут 22 июня турбоэлектроход с двумя с половиной тысячами пассажиров на борту, в сопровождении эскадренного миноносца «Смелый», покинул Ханко.