На дальних подступах

Я понимал, что после отказа от защиты главной базы флота совместно с силами и средствами нашего гарнизона и гарнизона Моонзунда никакой другой задачи командующий и не мог поставить. Эскадра и отряд легких сил КБФ, а также около полусотни груженых транспортов на всем пути от Таллина до острова Лавенсаари и Сейскар подвергались атакам артиллерии с берега, самолетов с воздуха и чаще всего подрывались на минах, выставленных противником; действовали против нас и торпедные катера. Но гитлеровские подводные корабли даже и не пытались при этом прорваться в Финский залив. Отсюда напрашивался вывод: гитлеровский флот, поставив с подводных и надводных заградителей и с самолетов мины, считает, будто выход из Финского залива закупорен, а Балтийское море, как и задумано фашистами, превращено в их внутреннее море. Будущее показало, особенно после прорыва наших героев-подводников в Балтику, что Балтийское море так и не стало внутренним морем фашистов. Но в ту осень противник вел себя так, будто его планы уже осуществились.

Ну, а как насчет «натягивания» нами на себя сил, для того чтобы облегчить положение Ленинграда?

Скажу прямо: таким «натягиванием», на которое мы были способны не в ущерб выполнению главных, повторяю, не отмененных задач, ничего не добьешься. Чтобы «натянуть», надо прорывать оборонительную полосу на сухопутном фронте. А что дальше?.. Увеличится территория — возрастет протяженность фронта. Для его обороны нужны силы, новые силы. А поддержки, помощи ждать неоткуда.

Совинформбюро сообщало о некоторых крепких ответных ударах наших войск. Хоть и плохи дела на фронтах, но казалось, что продвижение противника замедляется. Скорее бы их остановили. Мы искали в каждой вести оттуда, в каждой сводке утешения. Но понимали, что там очень трудно и не до нас.

На сухопутном участке нашего ханковского фронта противник резко усилил антисоветскую агитацию по радио, подчеркивая, что мы остались одни, мы, мол, брошены и обречены. На островах и перешейке замаскированные на деревьях репродукторы день и ночь орали, соблазняя наших бойцов всеми благами рая. Трудно нам было, но защитники полуострова зло отвечали на эту пропаганду, открывали минометный и пулеметный огонь и требовали от командиров послать их вперед, наступать. А мы должны были укреплять оборону, круговую оборону.

Враг нападал на нас теперь с разных сторон, прощупывал внезапными атаками, начал усиленно бомбить и, конечно, продолжал террористический обстрел, не жалея снарядов, в то время как мы вынуждены были экономить еще больше, чем прежде.

Об этой активизации противника свидетельствует боевая хроника сентябрьских дней.

1 сентября шюцкоровцы пытались с большого числа шлюпок и катеров высадиться и захватить остров Кугхольм, обороняемый гарнизоном гранинцев под командой лейтенанта Ризберга. Противника вовремя обнаружили, и гранинцы отбили десант.

Вечером 2 сентября противник открыл интенсивный артиллерийский огонь по переднему краю на перешейке, по городу, порту и обоим аэродромам — с пятнадцати направлений. Враг ввел в этот артиллерийский бой всю свою артиллерию, выпустил за один налет более шести тысяч снарядов и мин.

В 23 часа 30 минут 2 сентября противник начал на сухопутной границе наступление — мелкими группами по всему фронту. Естественно, что наша артиллерия весь огонь сосредоточила на перешейке, обрушила на наступающих такой удар, что противник бежал.

Но одновременно с этим под прикрытием дымовых завес шюцкоровцы высадили крупные силы на остров Гунхольм и захватили его северную часть. Бой продолжался всю ночь. Две роты гранинцев — лейтенанта Ляпкова и главного старшины Ивана Петровича Щербаковского — едва ли не самого лихого из десантников, атакуя противника в лоб, выбили его на рассвете с Гунхольма. Им помогали наша артиллерия и авиация. На острове остались шестьдесят убитых шюцкоровцев. Летчики топили в заливе тех, кто попытался спастись.

Но и наши потери в этом бою оказались немалыми. Ночной бой на Гунхольме убеждал, что на островах не все сделано для укрепления обороны. Урок острова Эльмхольм, разобранный нами в штабе с участием командира и комиссара отряда, даром не прошел. Гранин сумел значительно улучшить оборону островов, построил много укрытий, дзотов, переправляя по ночам с Хорсена плоты готовых срубов. И переправа, и строительство требовали от бойцов и командиров большого мужества. Такие, к примеру, бойцы, как Василий Буянов, умудрялись проскочить с плавучим дзотом на самые передовые островки под обстрелом, устанавливали ночью в каких-нибудь пятидесяти метрах от противника проволочные заграждения. Эти герои работали и воевали с той же сноровкой, с какой саперы Анатолия Репни в 8-й бригаде строили секретные окопы и минировали подходы к ним на сухопутье, на перешейке.