На дальних воздушных дорогах

В тот же миг мы с Козловым нажали изо всех сил на правую педаль и прибавили газ единственному работающему мотору. До установленного срока оставалось еще три минуты. Обстановка была более чем серьезной. Внизу, скрытые облаками, нас подстерегали скалы. Все. зависело теперь только от точности расчетов штурмана. Если штурман ошибется хотя бы на одну минуту, то на участке снижения самолета вместо долины может оказаться вершина хребта…

Наконец эти мучительные двенадцать минут окончились. Я уменьшил понемногу тягу работающего мотора, и самолет стал снижаться. 4500… 4000… Две пары глаз, напрягаясь, старались разглядеть что-нибудь впереди, в сером тумане… Напрасно. От усталости глаза вскоре стали слезиться. Ничего не было видно — одни только мутные облака.

3500… 3000… Чем ниже опускался самолет, мчащийся со скоростью двести километров в час, тем реальнее становилась опасность столкнуться со скалами. Нервы у всех были напряжены.

2500… 2300… 2000… Все еще облака да облака.

— Через пять минут будем над рекой Алдан, — спокойно произнес Штепенко, пролезая в узкий проход, разделяющий Козлова и меня. — Все точно. Я дважды проверил свои расчеты.

1800… 1500… 1300… Лед на консолях стал таять. 1000… 800… 700 метров. Наше внимание не ослабевало. Хотя мы уже около получаса удалялись от горного хребта, но и тут могла оказаться какая-нибудь вершина высотой до тысячи метров.

600… 500… Внизу промелькнула какая-то темная точка.

400… 300… В самолете раздался такой громкий радостный крик, что даже доктор проснулся и испуганно вскочил на ноги.

Облачный покров кончился, под нами спокойно катила свои волны река Алдан. Сияло солнце, было тепло. Сердца всех наполнило чувство счастья.

Закончился девятый час полета. Еще полчаса — и гидроплан качался на водах реки Лены у Якутска.

Когда моторная лодка отбуксировала самолет к берегу, больного осторожно положили на носилки и доставили на сушу.

Прощаясь, доктор пригласил летчиков на завтра к себе на обед, сказав, что хозяйка приготовит настоящие сибирские пельмени. Затем он сел в прибывшую одноколку и уехал со своим объемистым грузом.

Мы не забыли любезного приглашения доктора. Обед на следующий день затянулся надолго, перешел затем в ужин и длился почти до полуночи.

Спустя несколько месяцев, когда наступили зимние холода, я опять попал в Якутск. На сей раз это был обыкновенный рейсовый полет с пассажирами и почтой. Поскольку погода не позволила продолжить полет в тот же день, волей-неволей пришлось сделать остановку. Во время вынужденного ожидания я решил навестить доктора Голынского.

Несмотря на довольно ранний час, солнце уже село. Мороз обжигал нос и щеки.

Вскоре я добрался до рубленного в сибирском стиле знакомого дома, оконные косяки и крыльцо которого были украшены кружевной резьбой.

Дверь открылась, когда я еще счищал снег со своих меховых унтов.

— Входите, входите! — раздался из темной передней знакомый голос.

— Здравствуйте, доктор! Простите, что я пришел без приглашения и беспокою вас, — извинился я, переступая порог.

— Ну о чем вы говорите! Ведь мы же с вами недавно так восхитительно раскачивались в небесах. Разве можно это когда-нибудь забыть!

С этими словами доктор помог мне снять верхнюю одежду и повесил ее на вешалку. Мы отправились в его кабинет.

— Как дела у вашего пациента? — поинтересовался я сразу же, едва мы сели.

Хорошо, очень хорошо! — ответил доктор знакомой мае скороговоркой. — Парень уже на ногах и учится снова ходить. Да-да! Бывает в жизни… Сильная воля и упорство творят чудеса! — оживленно говорил доктор.

Немного успокоившись, он переменил тему разговора.

— Когда вы осенью снова улетели отсюда, мысли о Чокурдахе не давали мне покоя. Врача же там не было. Как так можно! — Доктор Голынский возмущенно покачал головой. — Стал я понемногу налаживать дела, и сейчас в Чокурдахе неплохой врач. Мой ученик, местный житель, якут. В нем я так же уверен, как в самом себе.

На столе появился самовар. — Теперь немного согреемся, — сказал доктор по-свойски. — Или, — подмигнул он лукаво, — может быть, желаете чего-нибудь покрепче?

— И речи быть не может, — покачал я головой. — Завтра предстоит серьезный полет, а вы, как врач, не разрешили бы этого перед полетом…

— Верно, верно! — развел он руками. — Тогда давайте нажмем на чаек!

Военное небо

Первое боевое задание

В Москву мы прибыли уже к вечеру второго дня войны.

На следующий день я с нетерпением ждал телефонного звонка от Михаила Васильевича Водопьянова. Больно было смотреть на красные от слез глаза жены и дочери, но это было ничто по сравнению с морем слез, разлившимся там, где враг уже топтал нашу землю.

Телефон зазвонил после полуночи.

— Все в порядке! — сообщил Водопьянов. — Я получил согласие на перевод в авиацию действующей армии. Завтра перегонишь гидроплан на Иваньковское водохранилище, а когда вернешься, все вместе поедем на авиационный завод. Только постарайся управиться побыстрей.

Итак, вопрос был решен!