На дальних воздушных дорогах

Похоже было, однако, что вся эта штука, установленная на самолете для управления им по радио, соответствовала своему назначению. В начале взлетной дорожки машина остановилась (правда, я немного помог этому, использовав ножные тормоза). Согласно инструкции моторы были опробованы еще раз (теперь уже они включились с помощью средств автоматического управления), и самолет пошел на взлет.

Начало взлета не сулило, по-моему, ничего хорошего. Казалось, что за штурвалом находится человек, который очень мало понимает в авиации, но все же, стискивая зубы, отчаянно старается подчинить непослушный летательный аппарат своей воле… Сначала крутой поворот налево, затем еще круче направо… снова налево, так что колесо соскользнуло с бетонной дорожки. Опять поворот направо… налево:., опять направо… и наконец, когда самолет со свистом покатился вперед, его хвост подбросило вверх так сильно, что у меня под сердцем похолодело — сейчас винты начнут крошить бетон взлетной дорожки… Инстинктивно я потянулся к красной ручке.

В этот момент конструктор успокаивающе положил свою ладонь на мою руку.

Самолет принял нормальное положение и… вот мы уже в воздухе.

Признаюсь честно: по моему лбу струился горячий нот, ибо в течение всего взлета я мысленно всеми силами старался помочь радиотехнике и укротить взбесившийся самолет.

Подобный взлет был для меня новостью. Я подумал, что, если бы когда-нибудь позволил себе такой цирк, мне пришлось бы потом совершить десятки полетов вместе с инструктором или командиром, прежде чем меня снова допустили бы к самостоятельным полетам.

В воздухе самолет вел себя довольно спокойно и хорошо набирал высоту. Обычно мы делали первый разворот на высоте 150–200 метров. Но, бросив взгляд на высотомер, я увидел, что теперь мы поднялись уже почти до 500 метров. Ладно, пусть: кто знает, что может натворить тот радиооператор, который управляет самолетом из командного пункта во время разворота? А порядочная высота — всегда союзник тех, кто находится в самолете.

Мой сомнения оказались обоснованными. Перед разворотом самолет неожиданно опустил нос и наклонился на левое крыло, но больше, чем надо. Через несколько мгновений самолет снова поднял нос и начал разворот, но так медленно, что стал скользить на левое крыло. Когда мы таким образом потеряли метров пятьдесят — шестьдесят высоты, пальцы моей правой руки снова инстинктивно схватились за красную ручку. Но на них опять легла ладонь конструктора. Хвала небесам! Опасный крен самолета стал уменьшаться. Я почувствовал это по тому, как струя воздуха слева, угрожавшая свернуть мне голову набок, постепенно ослабла, а затем совсем исчезла.

С грехом пополам были совершены второй, третий и наконец четвертый развороты, которые ничем не отличались от первого. Теперь мы вышли на посадочную прямую, но так далеко от аэродрома, что он был едва виден впереди на горизонте.

Мои нервы были напряжены до предела. А нам еще предстояла посадка. Я принял решение: если в ходе посадки снова начнутся «цирковые» номера, я немедленно выключу автомат… Не хватало еще, чтобы этот горе-оператор снес шасси и наш четырехмоторный плюхнулся на бетон!

Моторы теперь работали спокойно и, к моему удивлению, все основные характеристики полета были в пределах нормы: скорость, прямолинейность движения к началу бетонной дорожки, строго горизонтальное положение широких крыльев… Но на всякий случай я положил правую руку на красную ручку, левую — на штурвал.

На этот раз конструктор только усмехнулся.

Незадолго до того, как мы подлетели к началу бетонной дорожки, штурвал потихоньку стал подвигаться ко мне. В то же время моторы сбавили обороты до минимума. У самой земли хвост самолета начал опускаться как будто сам собой, бетон все приближался и… еле заметный толчок послужил сигналом того, что гигантские колеса коснулись земли и плавно катятся по ней.

Посадка была просто великолепной!

— Как понравилась посадка? — кричал конструктор мне в ухо, в то время как самолет уже совершил поворот и покатился по бетонной дорожке к месту стоянки.

В ответ я поднял большой палец.

Когда самолет снова занял место на стартовой линии, конструктор сказал, что на этот раз он и борттехник останутся на земле, а я снова отправлюсь в воздух.

— Повторятся ли опять эти шатания налево-направо и все остальные штучки? — спросил я хмуро.

— Надеюсь, что в гораздо меньшей степени, — засмеялся конструктор. — На этот раз у пульта управления буду я сам… К вам такая просьба: только в крайнем случае, если вам и самолету будет угрожать серьезная опасность, воспользуйтесь аварийным выключателем. С Федоровым во время первого полета была та же история, ему тоже сначала было трудно смириться с этими неожиданными выкрутасами. Он так и сыпал проклятиями, но автомата все-таки не выключил.

Конструктор с техником спустились вниз и дружески помахали мне.

Пришлось ждать несколько десятков минут, пока они добрались до командного пункта. Я понял, что они уже там, когда моторы сами по себе стали прибавлять и убавлять обороты. Я освободил тормоза. Начался новый взлет.