На дальних воздушных дорогах

Земля все приближалась. Стрелка высотомера последовательно перемещалась: 700… 600… 500… Вдруг — это было ясно видно сквозь редеющие облака — с земли хлынули огненные струи. Слева, спереди, справа — со всех сторон протянулись в нашу сторону то красные, то желтые, то зеленые сверкающие следы трассирующих пуль из скорострельных пушек и пулеметов.

— Быстро вверх, в облака! — крикнул Штепенко. Наверное, оттуда, из стеклянной кабины штурмана, лучше всего можно было видеть этот жуткий фейерверк.

Самолет задрожал, наши стрелки начали поединок с наземными огневыми точками. И вдруг…

— Четвертый мотор горит! — взволнованно доложил борттехник Дмитриев.

— Ликвидировать пожар! — дал я команду, а сам оглянулся направо, где за последним мотором в ночных облаках тянулся длинный хвост огня и дыма. Через некоторое время я с облегчением заметил, что пламя понемногу потускнело, скрылось в белесоватой дымке. Может, все еще обойдется благополучно…

Но нет. Штепенко, который из своей кабины видел лучше, чем я со своего места, передал:

— Пожар не прекращается…

Что делать? В мозгу мелькали тревожные мысли… Линия фронта теперь наверняка позади… Мы ошиблись во времени пересечения ее (после более чем девятичасового полета) лишь на несколько минут. Пустяковый промежуток времени, но для нас он оказался роковым. Мы спустились под облака как раз над линией фронта, немного севернее города Калинина, где противник всеми силами старался переправиться через Волгу. И там нас постигло это несчастье…

Положение становилось критическим. За мотором, на расстоянии всего лишь полуметра, находится бензобак. Когда сгорит вмонтированная между ними огнезащитная перегородка (я уже знал, как горит в воздухе перекаленный металл: стальной лист толщиной два-три миллиметра полыхает, как береста, ведь при движении самолета кислород подается как кузнечными мехами), то огонь в несколько мгновений справится также с алюминиевым бензобаком и взрыв разнесет крыло самолета…

Что происходило в эти часы на командном пункте нашего полка?

Хотя на выполнение боевого задания отправился только один экипаж, командир полка и весь штаб во главе с начальником штаба Иващенко остались ждать сообщения от наших радистов.

Как обычно, приходили лаконичные шифрованные радиограммы: «Прошли ИПМ», «Пересекли линию фронта», «Прибыли на цель». И наконец: «Задание выполнено. На объекте осталось два больших очага пожара».

— Молодцы ребята! — с облегчением сказал полковник Лебедев, вставая. — Арефий Никитич, — обратился он к начальнику штаба, — ты останешься здесь, я пойду прилягу немного. Когда они пересекут линию фронта, позвони мне.

Выходя из командного пункта, полковник увидел две прижавшиеся к стене фигуры. Подойдя ближе, он узнал мою жену Фросю и Мотю Штепенко. Обе они работали в штабе.

Стало обычным, что каждый раз, когда наш самолет отправлялся выполнять очередное задание, жены ждали нас в штабе до той самой минуты, когда узнавали, что мы благополучно приземлились. Ждали они и на сей раз.

— Что вы грустите? Все в порядке: ребята выполнили задание и спешат уже домой, — успокоил полковник женщин.

— Мы все же подождем, — ответила Фрося.

И каждый раз тревога и беспокойство покидали наших жен лишь тогда, когда самолет с большим номером «4» на хвосте останавливался на опушке под маскировочной сеткой. А пока это место под прикрытием сосен пустовало, покоя в их сердцах быть не могло.

Наше положение стало критическим, мы оказались на грани гибели.

— Всем покинуть самолет, — приказал я. — Меня сразу же охватило чувство облегчения, как всегда, когда в сложной ситуации решение принято.

Я уменьшил мощность моторов и установил автопилот так, чтобы самолет, снижаясь, не менял направления. Краем глаза я увидел, как из люка кабины штурмана выпрыгнул Штепенко, следом за ним — еще двое. По сквозняку я догадался, что и второй пилот за моей спиной открыл люк, и, бросив взгляд в эту сторону, я успел увидеть только подметки его унтов.

Горячий дым, пахнувший гарью, проник из полости правого крыла, грозя удушьем. Медлить больше нельзя. Резким движением я распахнул люк над головой. Встал на сиденье и изо всех сил оттолкнулся ногами. Меня сразу же подхватила струя воздуха. Началось свободное падение спиной к земле.

Когда-то, много лет назад, в Оренбургском авиационном училище я был инструктором по парашютному делу. Там мне часто приходилось прыгать. Теперь мне очень пригодились полученные там знания и навыки. Я был совершенно спокоен и уверен в себе. Я разыскал кольцо и дернул его. В следующее же мгновение послышался резкий хлопок, и я повис под парашютом уже в нормальном положении: головой вверх, ногами вниз.