На дело со своим ментом

— В каком смысле? Ты что, хочешь сказать, Игорь виноват? В чем? В том, что хотел защитить себя и Анфису? Анфиса все видела, она может подтвердить…

— Чего ты на меня накинулась? — удивилась Женька. — Я без тебя все хорошо знаю, а про прокурора сказала, потому что порадовалась: такой человек разводить бодягу не даст, и от Игоря быстро отстанут. Менты — народ тупой, им ведь пока все растолкуешь.

Вера осталась недовольна Женькиным ответом, смотрела нахмурившись, а я с некоторым удивлением отметила, что беду, происшедшую с мужем, она воспринимает гораздо острее, нежели то, что о Лельке до сих пор нет никаких известий. Что ж, в конце концов, у нее было время понемногу свыкнуться со своей потерей… Но больше всех меня поразила Женька. Стоило нам покинуть квартиру Дунаевых, как подруга спросила:

— Ты в самом деле видела пистолет?

— Конечно. Я тебе рассказывала. Он лежал…

— Я не про то. Ты видела его в руках парня?

— Слушай, пистолет у него был…

— Ясно. Ты его не видела. Я не мент, можешь не хитрить.

— А что я могла видеть? Перепугалась страшно, и все произошло так быстро…

— Да уж, а Игорь неплохо стрелял для перепуганного. Раз — и в сердце. Вот ты, к примеру, попадешь с перепугу с такого расстояния в слона?

— Не знаю, не пробовала, — огрызнулась я. — На что ты намекаешь?

— Я не намекаю, я хочу разобраться. Натура, знаешь ли, такая, хочется докопаться до истины.

— Мне муж категорически запретил докапываться до истины, — ответила я. — И я ему обещала…

— Конечно, Роман Андреевич — это святое. А как же Лелька? Думаешь, найдут ее менты?

— А мы найдем? — рассвирепела я.

— Отчего ж нет, коли бог даст… В общем, так, едем в спортшколу к Лене. Попробуем что-нибудь накопать на брата Инги.

— Поедем, — вздохнула я. — Только сомневаюсь, что…

— А ты не сомневайся, — перебила Женька и тут же спросила: — О чем с Риммой Сергеевной болтали?

— Ни о чем, — пожала я плечами, вспоминая наш разговор, и вдруг насторожилась: — Знаешь, мне показалось, ее что-то мучило, и она чуть-чуть мне об этом не рассказала, но потом вдруг передумала. А еще употребила словосочетание «бедный мальчик», непонятно, кого имея в виду: то ли племянника, то ли убитого парня.

— Да? — насторожилась Женька. — Это интересно. Может, есть смысл поговорить с ней еще раз?

— Не думаю. Похоже, это был порыв, она с ним справилась, и…

— Ладно, давай без психологии. Берем такси — и в спортшколу.

Лену нам пришлось ждать минут двадцать. Увидев нас, она нисколько не удивилась, мы направились в кафетерий, выпили по чашке кофе, и Женька объяснила, почему мы снова здесь. — Брат Инги? — подняла брови Лена. — Конечно, я о нем знала. Валера, кажется. Только он младше Инги года на два и в спортшколе не учился.

— С таким отцом парень не занимался спортом?

— Мне неудобно говорить об этом, я девчонкой сопливой здесь бегала, а Трусов был тренером с мировым именем… Конечно, сплетничали о нем много… Вот что, пойдемте-ка к одному человеку, он сейчас в школе. Если он захочет поговорить с вами, то вы узнаете о Трусове абсолютно все.

Мы поднялись и гулким коридором прошли в другое крыло здания, спустились в полуподвал и замерли перед массивной дверью с табличкой «Салопов М. И.», Лена постучала, услышав «да», открыла дверь и кивнула нам, мы вошли в просторный кабинет. За письменным столом сидел мужчина лет шестидесяти — шестидесяти пяти в спортивном костюме и просматривал какие-то бумаги.

— Максим Ильич, — сказала Лена, — это мои подруги Анфиса и Евгения. У них к вам дело. Очень прошу: помогите. — С этими словами Лена покинула комнату, а Максим Ильич, усадив нас на стулья возле стены, с улыбкой произнес:

— Ну-с, прекрасные барышни, слушаю вас. Я взглянула на Женьку, и та начала:

— Максим Ильич, у нашей подруги похитили ребенка. Девочка была ею удочерена, настоящая мать Инга Трусова. За ребенка потребовали двадцать тысяч долларов. Приемный отец повез эти деньги в условленное место, но ребенка ему не вернули, доллары исчезли, а один из похитителей был убит. Это брат Инги, Валерий.

— Вот как, — вздохнул Максим Ильич. — Что ж, не стану лукавить, ваше сообщение меня не очень удивило, хотя… я не думал, что дойдет до этого… — Вступление было многообещающим, и мы с Женькой насторожились.

— А нельзя ли уточнить, почему вас это не очень удивило? — поинтересовалась подружка.

— Да потому, что все и шло к тому. Дети расплачиваются за грехи отцов.

— А у Трусова были грехи?

— А это как взглянуть. — Старик неожиданно улыбнулся и посмотрел на нас ласково, точно мы — чада неразумные и нас следовало хоть немного просветить. Максим Ильич вдруг хихикнул и заявил: — Конечно, вы можете решить, что мной движет чувство зависти. Обычное дело, когда с одной стороны тренер, воспитавший чемпионов, а с другой — явный неудачник.

— И вы действительно ему завидовали? — спросила я.

Вопрос этот поверг Максима Ильича в раздумье, он вертел в руке карандаш, смотрел на него, и казалось, что именно карандаш занимает его в настоящий момент больше всего.