На день погребения моего

Рассматривая Ярмарку, герои заметили закономерность Парка развлечений — более европейские, цивилизованные и...ну, честно говоря, белые экспозиции были расположены ближе к центру «Белого города», а чем дальше от алебастрового Метрополиса удалялся посетитель, тем очевиднее становились признаки культурной темноты и дикости. Мальчикам казалось, что они идут по отдельному неосвещенному миру, приближаясь к какому-то темному пределу с его собственной экономической жизнью, социальными привычками и кодами, с осознанием того, что у него мало общего с официальной Ярмаркой. Словно полутьма, царившая на этой периферии, наверное, даже не нанесенной на карту, возникла не просто благодаря нехватке фонарей, а намеренно была обеспечена из милосердия как необходимый покров для возникающих лиц, вызывавших слишком большую тревогу при ярком дневном освещении, и невинных американских посетителей со своими кодаками и зонтиками, случайно забредших в это место. На скрытых тенями лицах появлялись улыбки или гримасы, или они смотрели прямо на Линдси и Майлза, словно откуда-то их знали, словно за время своей длительной карьеры путешественников в экзотические уголки планеты они накопили, неведомо для себя, резерв ошибок перевода, нанесенных обид, невыплаченных долгов, которые теперь воплощались в странном лимбе, через который им нужно было пройти, в любой момент ожидая конфликта с каким-нибудь врагом из прежних времен, пока они еще не достигли безопасности видневшихся вдали фонарей. Вооруженные вышибалы из рядов полиции Чикаго неутомимо патрулировали сумрак. Театральная труппа зулусов давала представление, изображавшее резню британских войск при Исандлване. Пигмеи пели христианские гимны на пигмейском диалекте, ансамбли еврейского клезмера наполняли ночь неземными соло на кларнете, бразильские индейцы позволяли проглотить себя огромным анакондам, после чего вылезали обратно, не переваренные и, очевидно, не доставив дискомфорта змее. Индийские свами левитировали, китайские боксеры делали ложные выпады, били друг друга ногами и швыряли в разные стороны.

 Соблазны, к большому огорчению Линдси, таились на каждом шагу. Казалось, что павильоны представляют не народы мира, а Смертные Грехи. Уличные рекламисты в поисках посетителей ловили блуждающую молодежь за отвороты пиджаков.

 — Экзотические курительные практики разных стран мира, огромная антропологическая ценность!

 — Научная выставка, мальчики, новейшие усовершенствования шприца для подкожных инъекций и различные способы его использования!

Здесь были вазири из вазиристана, демонстрировавшие друг другу различные техники устроения засад на путешественников, которые считались в их стране основным источником дохода...

Индейцы тарахумара из северной Мексики сидели, согнувшись, видимо, абсолютно голые, в копиях пещер их родного Сьерра-Мадре из дранки и штукатурки, притворяясь, что едят кактусы, из-за которых у них начинаются ужасные конвульсии — едва отличимые от обычных фриков, которые давно уже были известны посетителям американских карнавалов. Тунгусские оленеводы указывали жестами на огромную вывеску с надписью «Особенное шоу оленеводов» и зазывали на своем языке барышень, собравшихся у входа, пока две молодые женщины в достаточно открытых костюмах — блондинки и тому подобное, на самом деле не особо похожие на тунгусок — не начали кружиться вокруг очень терпеливого оленевода, лаская его с возмутительной интимностью и приставая к прохожим с неприличными намеками на английском, например: «Заходите и узнайте дюжину способов получить удовольствие в Сибири!» и «Посмотрите, что на самом деле происходит длинными зимними вечерами!».

— Это не выглядит, — Линдси колебался между восторгом и недоверием, — достаточно . . . аутентичным, я бы сказал.

— Заходите, мальчики, первый раз бесплатно, найдете красную — вас погладят по голове, найдете черную — ничего не вернут обратно!, —кричал бодрый негр в шляпе с плоской тульей, который стоял возле раскладного стола, тасуя и выбирая карты.

 — Если бы я не был в курсе, сказал бы, что это очередная азартная игра, — прошептал Линдси, вежливо заглушая свое неодобрение.

— Нет, босс, это древняя африканская методика ворожбы, позволяющая вам изменить свою судьбу.

Обратившийся к ним шулер начал тасовать карты с ошеломляющей скоростью. Порой карт было слишком много, чтобы их сосчитать, а иной раз ни одной карты не было видно, словно они исчезли в каком-то измерении далеко за пределами третьего, хотя это мог быть фокус в полумраке.

— Окей! Может быть, это ваша счастливая ночь, просто скажите нам, где карта красной масти, сейчас.

Три карты рубашкой вверх легли перед ними.

 После мгновения тишины Майлз объявил четким и уверенным голосом:

— Карты, которые вы положили здесь, все окажутся черными, ваша «красная» карта — девятка бубен, и она вот здесь, — протянул руку к шляпе шулера, снял ее с его головы и показал карту.