На день погребения моего

— Конечно, есть, их называют «трабантами», но пусть юрист объясняет тебе твою гражданскую ответственность, Лью, я — просто старый сыскарь, всё, что мне известно — несколько тысяч рабочих-эмигрантов со скотопригонных дворов идут сюда с ненавистью в сердцах к этой важной птице и его семье, может быть, и обоснованной. Если бы это была просто безопасная учебная выставка на ярмарочной площади, разве я бы волновался, но в этой папке досье на молодого Франца-Фердинанда, он предпочитает нашу Новую Дамбу и аналогичные светские предместья. Так что каждый здешний переулок, каждая тень, достаточно большая, чтобы спрятать художника при лучине, затаившего обиду, — теплое приглашение переписать историю.

   — Я получу подкрепление, Нейт?

   — Могу предоставить Квиркела.

 — Кто-то получит Правку! — Лью притворился, что кричит, достаточно вежливо.

 Ф. Ф., как его обозначили в досье, находился в мировом турне, официально заявленной целью которого было «больше узнать об иностранцах». Становилось понятнее, как Чикаго соответствует этой цели. Эрцгерцог ненадолго заглянул в Австрийский павильон, до конца досидел на шоу «Дикий Запад Буффало Билла», с определенной долей нетерпения, и задержался на выставке «Серебряный лагерь Колорадо», где, представляя, что в лагере обязательно должны быть маркитантки, он отправился со своей свитой на активные поиски дам скандальной репутации, которые могли бы обмануть даже опытного детектива, уж не говоря о желторотом Лью — он бегал по всей выставке и в итоге выбежал на аллею Парка развлечений, приставая к актерам-любителям, никогда не бывавшим западнее Джолиета, с непереводимыми несвязностями на венском диалекте и жестами, которые легко можно было понять — ну, они так и были поняты — превратно. Служители в униформе, вводившие в заблуждение своими аккуратными усами, смотрели куда угодно, только не на полоумного князька. Лью скользил, как змея, от одной архитектурной фальшивки к другой, в конце каждого дня его рабочий костюм становился белым от того, что он так много терся о «реквизит» — смесь шпаклевки и пакли, повсеместно наводнившая Белый город в том сезоне, должна была заменить собой бессмертный белый камень.

— Что я действительно ищу в Чикаго, — наконец удосужился признаться эрцгерцог, — так это кого-то нового и интересного, кого можно убить. Дома мы убиваем кабанов, медведей, оленей, все обычно, а здесь, в Америке, как я слышал, есть огромные стада бизонов, да?

 — Вокруг Чикаго их больше нет, Ваше Высочество, вынужден вас разочаровать, — ответил Лью.

 — А. Но сейчас вы работаете в знаменитом районе скотобоен...здесь много...венгров, не так ли?

 — Да, наверное. Мне нужно проверить цифры, — Лью старался не смотреть клиенту в глаза.

   -- У нас в Австрии, — объяснял эрцгерцог, — леса полны дичи, и сотни загонщиков выгоняют животных к охотникам вроде меня, ожидающим возможности их подстрелить.

Он лучезарно улыбнулся Лью, словно ехидно утаив окончание шутки. Уши Лью начали зудеть.

— Венгры находятся на низшем уровне грубого существования, — заявил Франц-Фердинанд, — дикие свиньи по сравнению с ними демонстрируют утонченность и благородство, как вы думаете, Чикагский скотопригонный двор можно будет арендовать для меня и моих друзей, развлечение на выходных? Мы, конечно же, компенсируем владельцам любые потери доходов.

 — Ваше Королевское Высочество, я, конечно же, спрошу об этом, и кто-то сообщит вам ответ.

 Нейт Приветт решил, что это — просто уморительная острота:

— Он со дня на день может стать императором, как ты не можешь запомнить!

  — Разве не достаточно венгров возвращаются домой, чтобы ему было чем заняться? — поинтересовался Лью.

  — Ну, не так много, поэтому он оказывает нам честь.

  — Как это, шеф?

 —Всё больше чертовых анархистов-иностранцев на юг от Сорок седьмой авеню, на всех не наставишь винтовку Манлихера, — хмыкнул Нейт, — хотя так у нас было бы меньше поводов для беспокойства, правда?

 Заинтересовавшись, кто может быть его коллегой с австрийской стороны этой схемы, Лью кое что выведал и узнал несколько деталей. Молодой Макс Кнеуш, новоназначенный капитан «трабантов», был здесь в своей первой заграничной командировке в качестве выездного начальника «Специальной охраны K&K», уже зарекомендовав себя дома, кажется, как полезного убийцу, особо беспощадного. Стандартная процедура дома Габсбургов предусматривала, что его должны были убрать в согласованной точке уменьшения эффективности, но никто не хотел пытаться. Несмотря на его молодость, как говорили, у него был доступ к ресурсам помимо собственных, ему было комфортно в тени, и он был абсолютно беспринципен, неизменно пренебрегая разницей между жизнью и смертью. Послать его в Америку казалось правильным.

 Лью он показался симпатичным . . . наклонные поверхности его лица выдавали происхождение со славянских просторов Европы, куда до сих пор иногда наведываются досужие туристы.... У них вошло в привычку пить свой утренний кофе в Австрийском павильоне вприкуску с разнообразной выпечкой.