На день погребения моего

  — Индейцы продают это на каждом вокзале к западу от Денвера.

—  Ну как же, эта двуличная змея. У меня возникло такое чувство, что это — я не знаю —  что-то особенное.

—   Они все такие, милочка. Даже старина Фрэнк.

 — Фрэнк, позор тебе, значит.

Дамы отлично проводили время. Вскоре Фрэнк уже курил одну за другой «Буэн-Тоньос» Стрэй, пытаясь не смущаться слишком явно. Его ребра стучали, он решил, что ему лучше не смеяться слишком громко, хотя, учитывая развитие событий, это было нетрудно.

Зашел кампесино с сообщением для Стрэй. Она встала, взяла свой полевой портфель и надела ремешок на плечо.

 — Дела никогда не заканчиваются. Эвболл, тебе лучше не заходить слишком далеко, в конце концов, парни дона Порфирио могут захотеть, чтобы ты вернулся.

 Когда Эвболл решил, что она его не слышит, сказал:

— Думаю, я ей нравлюсь.

  — Ну, ты — красивый черт, но всё же не Родоиго, —  показалось Фрэнку.

 — Ты ведь не возражаешь, дружище, compadre, в смысле, как у нас тут всё со старушкой Рен...

 — Ты мог бы слегка повременить, — сказала Рен с неискренней улыбкой, ее глаза сияли. —  Но всё-таки спасибо, Эвболл, так поднимает самооценку девушки —  увидеть, что она разделяет двоих людей, которые должны быть вместе, для которых действительно, в соответствии со всеми антропологическими принципами, которые мы признаем, просто неестественное нарушение научной реальности — не быть вместе. Скажи мне, Фрэнк, ты тупой или слепой?

—   Вот так выбор, хм... Дай подумать.

   Эвболл махнул на Рен бутылкой пива.

 —  Ответ —  «тупой». Всегда был. Хочешь еще мексиканского пива, вот, tetas de muñeca?

  — А что, да, это так любезно с твоей стороны, pinga de títere.

 —   Опа, — хором сказали Эвболл и Френк.

  —  Слушай, помнишь эти маленькие кактусы?

Эль Эспиньеро некоторое время сидел в темноте, лучезарно улыбаясь Фрэнку, в его зрачках почему-то отражалось больше света, чем было вокруг.

— Извини, что ждал, пока ты спросишь. Но хикули —  не для всех.