На диете

– Мы сейчас встретили Франсину и Роналда, – объяснил Кэмерон.

– Мы с Кэмероном первыми поселились здесь, – усмехнулась я. – Но газетчики и впрямь норовят держаться стаями. Эванстон[5], Гайд-парк – шагу нельзя ступить, чтобы не наткнуться на журналиста. Впрочем, я уже почти и не журналист. Так, кропаю понемногу. Кэмерон печатает мои заметки раз в неделю – помогает поддерживать себя в форме.

– Кэмерон не способен на жалость, – возразил Мак. – Надо мне самому почитать ваши работы.

– Лучше возьмите подшивку за прошлый год. Недавно умерла моя подруга, и с тех пор у меня все пошло кувырком...

Тут я осторожно глянула на главного редактора. Не мог же он не заметить, до какого убожества докатилась моя субботняя колонка? Но Кэмерон с сочувствием произнес, коснувшись моей руки:

– Очень жаль Сару-Джейн. Мне в самом деле очень жаль. Она была замечательным человеком.

В глазах защипало. Опять. Я всхлипнула и растерла слезы по щекам. От салфетки осталась кучка мельчайших бумажных хлопьев, я аккуратно подровняла ее и буркнула:

– К тому же пытаюсь бросить курить.

– Здорово, – обрадовался Кэмерон. – Говорят, это тяжелее, чем соскочить с героина.

– Вот таких слов мне не хватало. – Я поправила блузку. – Проблема в том, что вместо сигарет я налегла на еду. А разница... огромная. – И я судорожно сглотнула.

– То-то я смотрю, выглядишь колоссально, – рассмеялся Кэмерон. – Теперь понятно почему.

Глаз Мака медленно просканировал меня с ног до головы:

– Похоже, раньше вы были чересчур костлявы. Грубая лесть, но на душе потеплело. Я рассмеялась:

– Вы просто расцветили мою жизнь радужными красками.

Эх, видел бы он, как я выглядела на самом деле – в те дни, когда по праву слыла неотразимой. Но нельзя же ни с того ни с сего сорваться со стула и притащить в кухню альбом с семейными фотографиями. Нужен повод проделать все это к месту, между прочим... вот только какой?

Кэмерон удрученно вздохнул:

– Если бы моя дочь прибавила немного... хоть немного... совсем разум потеряла со своими бесконечными диетами.

– Типун тебе на язык! Мишель удар хватит, случись ей набрать вес.

– На прошлой неделе ее приглашали на вечеринку. Так она в последний момент отказалась идти. Наотрез. Она, видите ли, поправилась до сорока восьми килограмм и не смеет показаться на людях в таком виде.

Меня пробрала холодная дрожь.

– А какого она роста?

– Почти метр восемьдесят.

Мы с Кэмероном погрузились в тоскливое молчание – каждый о своем.

Мак достал пачку “Кэмел” и щелкнул зажигалкой, и не подумав попросить разрешения. Сегодня же запишу в ежедневнике – срочно купить таблички “Здесь не курят!”. Увешаю ими весь дом.

София ловко подсунула гостю давно стосковавшуюся по делу пепельницу. Дразнящий никотиновый аромат мигом добрался до моих ноздрей, и я затряслась, заглатывая его в полную силу легких.

– А по-моему, женщина должна быть в теле. – Мак щурил глаз в клубах дыма.

– Жаль, что все остальное человечество не разделяет вашего убеждения.

– А вас заботит мнение человечества?

– Заботит. – Беседа принимала не самый приятный оборот. Я торопливо свернула на другую тему: – А как вы познакомились с Кэмероном?

– Вам любопытно, почему он никогда прежде не рассказывал обо мне? – усмехнулся Мак. – Когда-то мы вместе работали.

– Так вы журналист?

– Репортер уголовной хроники из “Феникс дейли”.

– А-а...

Отец мне плешь проел, требуя держаться подальше от репортеров-криминальщиков. В любом деле есть свои маньяки, и на журналистском небосклоне ярчайшие звезды – как раз уголовщики. Только самые забубенные, предупреждал отец, лезут в это дело. Бывшие автогонщики. Парашютисты. А еще альпинисты и горнолыжники. Словом, те, кому на жизнь наплевать. От таких людей буквально разит саморазрушением, и нормальному человеку – на этом отец особо настаивал – не следует дышать столь нездоровой атмосферой. Разумеется, если вы не из тех, кому нравятся маньяки.

– А как вы оказались в Чикаго?

– В прошлом месяце умер мой друг, – спокойно ответил Мак.

– Мне очень жаль.

– Мне тоже. Прекрасный был человек, лучший в мире. Я приехал на похороны. И буквально на следующий день вступил в небольшое единоборство с грузовиком, а в итоге – больничная койка. Только вчера вырвался.

Кэмерон словно невзначай закинул руку на спинку моего стула и незаметно стиснул мое плечо. Сомневаться в значении этого жеста не приходилось: надо заткнуться и отстать от человека. Так я и сделала. Но белые пятна в скупом жизнеописании Мака все-таки будоражили. Завтра же позвоню Кэмерону и вытрясу из него правду.

Между тем гости собрались уходить. Я предложила подбросить их домой, и Кэмерону, при всей его стойкости, не хватило духу отвергнуть мою помощь. Даже садист не обрек бы сейчас Мака на долгий пеший путь.

Высадив гостей, я воткнула в автомагнитолу кассету с джазовыми импровизациями Оскара Брауна и на полную врубила громкость.