— Много наших нью-йоркских друзей приехало по нашей линии, — говорил Марш. — Мы всю линию держим сейчас в движении до тех пор, пока не съедутся все гости. Приехавшие весело проводят время в Огдене на обедах и балах. Это очень развлекает Мэри, которая так долго вела жизнь отшельницы. По-прежнему около нее, как пчелы около сот, вьются поклонники, — говорил Марш, подмигивая Дэви.
— Мистер Марш, я был страшный дурак, — сказал Дэви. — Но я получил хороший урок. Вы себе не можете представить, как это было тяжело для меня.
— Хорошо, Дэви! Попробуйте. Для меня ясно, что вы оба очень торопливы, вспыльчивы и не склонны к уступкам. Впрочем, вся молодежь такова. Вы не приедете в Огден до понедельника?
— Нет, — сказал Дэви. — Я хотел бы сейчас полететь туда, но не могу: я нужен Крокеру. Здесь еще много кое-чего, что надо подчистить, подработать до дня церемонии.
Марш кивнул головой в знак согласия.
— Кстати, — позвал он Дэви, когда тот уже вышел из вагона, — вчера Мак-Оллистер из Нью-Йорка сделал предложение Мэри. Он терпеливо ждал ее решения.
Дэви закусил губу и весь вспыхнул.
— Но Мэри отказала ему, — сказал Марш после мучительной паузы. — Она мне призналась, что он слишком мягок для нее, слишком податлив и тих. Ей нравятся смелые и отважные молодые люди, и она вовсе не нуждается в усмирителе кошек!
Глава XXIX
Знаменательный час
Рассвет знаменательного дня соединения железных дорог, 10 мая 1869 года, был ясен и светел. На многочисленных домах городка Промонтори взвились флаги. Множество цветных палаток были разбиты по городку. Проходили оркестры музыки, встречая зарю радостными гимнами; по улицам расхаживала публика с громким и веселым смехом. Городок, приютившийся у подножья горного хребта, возвышавшегося на пять тысяч футов, в этот день представлял собою в некотором роде общенациональный центр: все взоры Америки были обращены на этот город, тысячи телеграфистов сидели за аппаратами в напряженном ожидании возможности разнести по всему миру известие об открытии дороги.
Специальная группа конструкторов на концах каждой дороги приготовляла и украшала все необходимое для предстоящей церемонии. Работники «Миста Клеки», как называли китайские рабочие мистера Крокера, тоже не ударили лицом в грязь: они нарядились в чисто вымытые блузы. А ирландцы Кеземента, чтобы похвастать, явились в рубашках малинового цвета с красными, зелеными, желтыми и синими значками. По обе стороны разрыва железных дорог, где должна была быть положена последняя соединительная пара рельс, соперники стояли тесной толпой, зубоскалили и перекидывались шутками. Ирландцы, десятники китайцев, принимали вызов и вступались за своих желтых товарищей. На всякую шутку или резкость с противной стороны они давали язвительный ответ.
С восходом солнца из Огдена потянулись сотни экипажей и всадников.
Все прибывающие немедленно присоединялись то к той, то к другой стороне железной дороги, оставляя промежуток между не соединенными рельсами свободным. Чем ближе подходил час начала церемонии, тем толпа становилась все более и более молчаливой, как бы охваченная каким-то торжественным благоговением в ожидании одного слова, которое потрясет всю Америку радостью. Только местами были слышны редкие разговоры, да китайцы несколько нарушали тишину, укладывая в промежуток и скрепляя рельсы с северной стороны, оставляя южную сторону свободной.
Позади собравшейся с той и другой стороны публики дымились и пыхтели новенькие начищенные и отполированные паровозы — Юпитер № 60 Центральной дороги и Роджерс № 113 Тихоокеанского Союза. Дэви, со страшно натянутыми нервами и сгорая от нетерпения, оперся о переднюю часть паровоза Юпитер и стоял, внимательно рассматривая пеструю толпу. Скоро он высмотрел в толпе то, что более всего жаждал видеть — лицо Мэри. Сердце его забилось, и глаза заблестели радостью. Она еще не видела его. Рядом с ней стоял изящный молодой человек в цилиндре и красиво сшитом костюме. Он наклонился к ней и, видимо, рассказывал ей что-то занимательное. Дэви хотел, чтобы она взглянула на него, и в то же время боялся того момента, когда глаза их встретятся. Что сделала бы она в этот момент? Он не мог себе этого представить и, не отрывая глаз, смотрел на это, наполовину прикрытое полями шляпы, милое личико. Он любовался ее красотой, ее нежной, полной грации фигурой. Его напряженный взгляд или внутренняя мольба заставили ее повернуть голову. Она посмотрела прямо перед собой. Сердце ее перестало биться, кровь бросилась в лицо и залила его краской. Она смутилась на несколько секунд и вдруг послала Дэви безмолвный взгляд, полный любви и прощения. Все ее лицо как-то засветилось, она подняла свою маленькую ручку и в знак приветствия помахала ею.
— Дэви! Вы принадлежите к нашей стороне, — крикнула она.
На его глазах выступили слезы. Он не стыдился их. Он не стал бы скрывать их от всего света, но он не мог говорить от волнения и только смотрел на нее, чувствуя себя точно в раю. Он шептал: