На дне

Когда зашла в отворившуюся дверь, которая вела в узкое затхлое и вонючее помещение, запахло сыростью. Меня проводили вперед по узкому коридору и спустили в подвальное помещение по узкой лестнице. Дверь за мной закрылась, а я прижала руку ко рту, чтобы не закричать. Я ожидала чего угодно… но только не этого… боже, не этого.

Максим висел на веревках. Как животные висят на крюках в скотобойне. И на нем живого места не осталось… Весь в синяках и кровоподтеках, вздувшихся следах от ударов плетью. Из ран сочилась кровь и сукровица. Одежда висела на нем жалкими лохмотьями. Макс опустил голову на грудь и, казалось, был без сознания.

Помещение маленькое, узкое, не развернуться. Нас разделяла узкая решетка с тонкими прутьями.

Я подошла к нему, тяжело дыша, сдерживая дикий вопль отчаянья. В таком состоянии невозможно кого-то слышать и чувствовать.

Я не знала, что сказать… у меня не было слов. На секунду мне показалось, что он мертв, я вцепилась в прутья руками, жадно вглядываясь в его лицо, стараясь уловить слабое дыхание. Уловила. Он дышал поверхностно, тяжело с перерывами. А я наоборот — задыхалась, и сердце заходилось от боли, оно кричало и корчилось, истекало кровью. Всхлипнув, я протянула руку, чтобы тронуть его, и в этот момент он дернул головой, чтобы избежать прикосновения.

Неужели увидел… неужели почувствовал, что я здесь?

— Максим… Максим, это я… ты меня слышишь? Я здесь. Я не оставлю тебя. Я… я сделаю все, чтоб тебя отпустили. Посмотри на меня, умоляю… пожалуйста.

Его голова слегка приподнялась, и он снова уронил ее на грудь. Дрогнули опухшие, багровые веки. Он пытался приоткрыть глаза и не смог. Я застонала от бессилия, от того, что с меня самой словно содрали кожу живьем. Как же сильно я чувствовала его боль каждой клеточкой своего тела. И уже не думала в этот момент о том, что он сделал с нами, со мной. Я просто понимала, что если он умрет, умру и я. Не смогу без него… Он часть меня. Темная, адская, беспросветная… но моя. Кусок моего сердца, кусок моей души. И в моей груди его сердце…

— Я принесла воды. Это все, что получилось принести… я напою тебя.

Достала флягу, открутила крышку и попыталась просунуть руку с крышечкой к его губам… и в этот момент Максим приоткрыл заплывшие глаза, стараясь посмотреть на меня. Потрескавшиеся, иссохшие от жажды, разбитые губы шевельнулись, и я прильнула к клетке.

— Что? Я не услышала… скажи еще раз. Прошу…

— У-би-рай-сяяяяя, — прохрипел, содрогаясь всем телом, — вооооон.

ГЛАВА 10

Любовь — это жертвенность. Часто и эгоизм называют любовью. Только тот, кто по доброй воле может отказаться от любимого ради его счастья, действительно любит всей душой.

(с) Просторы интернета

— Пошла вон, — каждый слог давался ему с трудом. Он захлебывался звуками и не открывал глаза.

— Не уйду, — упрямо, кусая губы, сжимая руки в кулаки так, что ногти впились в кожу ладоней, распарывая ее до крови. — Не оставлю тебя, слышишь? В горе и в радости, в болезни и в смерти. Помнишь? Пред Богом жена тебе и перед Дьяволом. И ни одна бумажка этого не изменит.

Схватилась за решетку, протискивая руку с крышкой и поднося к его израненным губам.

— Попей немного, тебе надо пить.

Дернул головой и усмехнулся уголком рта, застонал, закашлялся, и изо рта потекла струйка крови. От ужаса я вскрикнула… когда-то считала, что если кровь со рта идет — это конец. Но он оскалился в попытке засмеяться, и зубы тоже были испачканы в крови. Его гадская привычка разгрызать щеку до мяса, когда его корежит изнутри и боль нет сил терпеть. От одной мысли, какие нечеловеческие пытки ему пришлось вынести, меня затошнило.

— Я… все рав-в-но с-с-с-до-х-ну… уй-ди-и-и. Не смо-т-р-и-и-и.

С трудом приоткрыл веки, отыскивая меня помутневшим взглядом, удерживая голову на весу. От усилий у него запульсировала жилка на лбу и дрожал подбородок. Но глаза сверкнули тем самым непримиримым блеском, который был в них всегда.

Дернула решетку с яростью и отчаянием. Закричала, голос сорвался на глухое рыдание:

— Я здесь, чтобы спасти тебя. Я не оставлю. Я буду бороться. Я буду выгрызать тебя у них зубами. Ты не сдохнешь. Говори мне, что хочешь. Прогоняй, обзывай, презирай и ненавидь меня… ничто и никто не сотрет из моего сердца любовь к тебе. Я тебя люблю. Так люблю, что не смогу без тебя жить. Не смогу, слышишь, ты. Воронов. Ты мой. И плевала я, что ты об этом думаешь. Я не позволю тебя убить… пойду на что угодно.

Опустил опухшие веки и тихо пробормотал.

— Я… я уже не люблю. Не лю-б-лю те-бя. У-би-рай-ся. Не нуж-на ты мне. Не ну-ж-нааааа, — последний слог выхаркал и затрясся всем телом от усилий.

Сползла по решетке вниз, дотягиваясь руками до его связанных ног, испачканных грязью и кровью. Впилась в них ледяными руками, рыдая, прижимаясь всем телом к клетке.