На Дону, или Выбор

– Страшновато конечно! – посерьезнел Евдоким. – А без веры, так наверно и невыносимо становится. Поэтому я думаю, верно, высказывание, что на войне атеистов нет. Вообще везде, где человек сталкивается с трудностями, даже на контрольной в школе, – и он подмигнул Митьке, – он начинает искать опору. А душа наша, как мы с тобой знаем, по природе христианка: вот и начинаются тогда и мольбы, и слезы, и обеты. Но ведь вот какая у нас натура подлая и непостоянная, только отлегло немного. И уже забыл и о чем просил, и что получил, и какие обеты давал. Вот и лежат теперь на печи – и мужики, и казаки, ждут очередного клюка от петуха какого-нибудь, то ли от своего, то ли от залетного. Только вот, что я тебе Мить скажу: опасное это дело петуха ждать; а-то ведь вместо петуха может и страус прилететь, да так клюнет, что и голову снесет или вообще как червячка проглотит!

Митька засмеялся, представив как страус, пытается отклевать голову его пьяному отцу. А потом, улыбаясь, спросил:

– А ты что же дядь Евдоким, обет какой-нибудь давал? Исполнил? Если не секрет…

– Частично, – посерьезнел он. – Даст Бог исполню… Видишь в храме уже служу… Я только обещал еще, что если детишки будут и их в храм приведу, да не заладилось что-то. Вот с вами молокососами и вожусь! Впрочем, мы с тобой про не мужиков и не баб толковали. Вот они Мить под юбками заплыли жирком, у них оттого и совесть, и душа, и сердце поатрофировались. Да ты будь мужиком или казаком, в общем мужчиной – вылезай из-под юбки, реальной жизни нюхни, пороха понюхай и сразу станешь первым молитвенником на станице! А-то я знаю этих неверующих: первая пуля просвистит над головой, упадет на колени и будет Богу молиться и лбом землю долбить так, пока на другой стороне шарика не окажется и до Небес ни достучится! А он, видите ли герой, на диване окопался, в крепости сарафанной засел, и думает что туда никто не доберется! Доберутся голубчик, но потом, локоток то близко, да не укусишь. Тогда слезы лей, хоть залейся, а поезд ушел. И вот только, я сам не пойму, может это обабивание случилось оттого, что лучших русских людей еще первая мировая и гражданская повыбивала, ну а там и раскулачка, вторая мировая, и вот итог – бабья весна в жизни началась. Лучших из лучших русских мужиков еще первая половина двадцатого века уничтожила, а остальные надломились, вот бабы в руки вожжи и взяли. Ты не подумай Мить, женщина это хорошо и даже очень хорошо, но во всем нужна мера, размеренность и баланс. Когда мужского в жизни слишком много, тоже ничего хорошего; тогда начинаются войны, революции и прочие социальные потрясения: слишком много агрессии в жизни становится. Так что мера и только мера!… – и он махнул устало рукой. – Ладно хватит на сегодня… Чеши домой!

И Евдоким, похлопав парня по плечу, ухватил топор и более не глядя на Митьку, уверенными и отточенными движениями, продолжил рубить дрова.

Часть вторая

Преступление

Митька стремглав побежал в сторону дома. Еще издали, подходя к станице, он увидел группу подростков, на пустыре, возле полуразрушенного здания сельсовета. Их было человек десять, они сидели кружком, среди них виднелось три или четыре девчонки. На земле стояли пластмассовые бутылки с пивом, в зубах торчали сигареты, в общем, обычные трудные подростки. Раньше Митя гулял с этой компанией, но потом мать отправила его к Евдокиму, в монастырь, чтобы может он оказал на него влияние и Митя бросил общаться с этой трудной компанией. И результат не заставил себя ждать, он действительно стал отдаляться от бывших друзей, да и в школе у него сразу улучшилась успеваемость, а главное он перестал прогуливать и пропускать уроки. И сейчас Митьке не хотелось с ними встречаться и он даже думал свернуть и обогнув их по выгону незаметно пройти домой. Но среди подростков он заметил силуэт Наташи, это девочка ему сильно нравилась, ему захотелось хотя бы взглянуть на нее; и тяжело вздохнув, с легким неприятным чувством, он направился к ним.

– О-о! какие люди! Пономарь! – загалдели, засмеявшись, парни, улыбнулась ему и Наташа.

– Здо-ро-ва! – протянул Митя и весь словно подобрался, стараясь выглядеть как можно более взрослее и непринужденнее; вальяжно подошел к парням и стал здороваться с каждым из них за руку.

– Опять из монастыря? – спросил, покровительственно ухмыляясь, самый здоровый из них.

– Да.., оттуда… Мать посылала, помянуть деда с бабкой, – соврал Митя. Он стеснялся перед сверстниками, своих походов в монастырь и своего интереса ко всему этому.

– Брешешь небось?.. Сам повадился бегать молиться, а стрелки на мать пускаешь. – И худощавый паренек, сказавший это, засмеявшись, стал пародировать молитву: сложив ладони и забавно кивая головой. Подростки расхохотались.

Мити стало неудобно, и он не зная, что и делать, стукнул двумя пальцами по козырьку парня:

– Смотри а-то лоб разобьешь, у дураков говорят так бывает.

– А может ты там, только прикидываешься, а сам общак монастырский тыришь? – острил другой.