На другой берег

Баронет промокнул давно уже сухое письмо в «Таймс» и вышел на темнеющую и тихую в этот час Пэл-Мэл. По дороге остановился на Сент-Джеймс-стрит, заглянул в витрину своего виноторговца и стал соображать, как покрыть добавочные десять процентов налога, когда услышал возглас:

— Добрый вечер, сэр Лоренс.

Это был молодой человек по фамилии Крум.

Они вместе перешли через улицу.

— Хочу поблагодарить вас, сэр, за то, что вы поговорили насчёт меня с мистером Масхемом. Сегодня я встретился с ним.

— Он вам понравился?

— Да. Он очень любезен. Разумеется, влить арабскую кровь в наших скаковых лошадей — это у него просто навязчивая идея.

— Он заметил, что вы так считаете?

Крум улыбнулся:

— Вряд ли. Но ведь наша лошадь много крупней арабской.

— А всё-таки затея Джека не лишена смысла. Его ошибка в другом — он надеется на быстрые результаты. В коннозаводстве всё равно как в политике: люди не желают думать о будущем. Если начинание не приносит плодов к исходу пяти лет, от него отказываются. Джек сказал, что берет вас?

— Пока на испытательный срок. Я отправлюсь к нему на неделю, и он посмотрит, как я управляюсь с лошадьми. Сами матки прибудут не в Ройстон. Он нашёл для них местечко в окрестностях Оксфорда, около Беблок-хайт. Там я и поселюсь около них, если окажется, что я ему подхожу. Но это уже весной.

— Джек — педант, — предупредил сэр Лоренс, когда они входили в «Кофейню». — Вам нужно это учесть.

Крум улыбнулся:

— Я уже догадался. У него на заводе образцовый порядок. На моё счастье, я действительно разбираюсь в лошадях и нашёл, что сказать мистеру Масхему. Было бы замечательно снова оказаться при деле, а уж лучше такого я и желать не могу.

Сэр Лоренс улыбнулся: энтузиазм всегда был ему приятен.

— Вам следует познакомиться с моим сыном, — сказал он. — Тот тоже энтузиаст, несмотря на свои тридцать семь. Вы, наверно, будете жить в его избирательном округе. Хотя нет, не в нём, а где-то поблизости. Вероятно, в округе Дорнфорда. Между прочим, известно вам, что моя племянница — его секретарь?

Крум кивнул.

— Может быть, теперь, в связи с приездом Корвена, она бросит работу, — заметил сэр Лоренс и пристально посмотрел молодому человеку в лицо.

Оно явственно помрачнело.

— Нет, не бросит. На Цейлон она не вернётся.

Фраза была произнесена так отрывисто и мрачно, что сэр Лоренс объявил:

— Здесь я обычно взвешиваюсь.

Крум проследовал за ним к весам, как будто у него не хватало духу расстаться с собеседником. Он был пунцово-красен.

— Откуда у вас такая уверенность? — спросил сэр Лоренс, воссев на исторический стул.

Молодой человек стал ещё краснее.

— Люди уезжают не для того, чтобы сейчас же возвратиться.

— Бывает, что и возвращаются. Жизнь — не скаковая лошадь, которая никуда не сворачивает от старта до финиша.

— Я случайно узнал, что леди Корвен решила не возвращаться, сэр.

Сэру Лоренсу стало ясно, что разговор дошёл до такой точки, за которой чувство может возобладать над сдержанностью. Этот молодой человек влюблён-таки в Клер! Воспользоваться случаем и предостеречь его? Или человечнее не обратить внимания?

— Ровно одиннадцать стоунов[15], — объявил баронет. — А вы прибавляете или убавляете, мистер Крум?

— Я держусь примерно на десяти стонах двенадцати фунтах.

Сэр Лоренс окинул глазами его худощавую фигуру:

— Да, сложены вы удачно. Просто удивительно, как брюшко омрачает жизнь! Вам, впрочем, можно до пятидесяти не беспокоиться.

— По-моему, сэр, у вас тоже для этого нет оснований.

— Серьёзных — нет. Но я знавал многих, у кого они были. А теперь мне пора идти. Спокойной ночи.

— Спокойной ночи, сэр. Честное слово, я вам страшно благодарен.

— Не за что. Мой кузен Джек не прогадает, вы, если прислушаетесь к моему совету, — тоже.

— Я-то уж, конечно, нет! — искренне согласился Крум.

Они обменялись рукопожатием, и сэр Лоренс вышел на Сент-Джеймс-стрит.