На другой день

Часовая стрелка достигла одиннадцати. Уезжавшие и провожатые выбрались из дома черной лестницей. Еще длились блеклые сумерки северного летнего вечера. Цепочку путников, державшихся в некотором отдалении друг от друга, замешавшихся среди прохожих, вел Аллилуев, то и дело на углах сворачивая согласно проложенному на карте многоколенному маршруту. Замыкающим шел Сталин.

В каменных прогалинах меж многоэтажных отвесов медленно густела мгла. Вот еще одно колено, короткий отрезок проспекта, иссеченного трамвайными рельсами, и перед шагавшими засветлел далеко открытый глазу, смутно блистающий простор Невы. Взброшенные на чугунных столбах шары фонарей озаряли набережную. Сверкающий электропунктир был перекинут и через реку, выделяя металлическую черноту моста.

Ленин наддал хода, обошел Аллилуева и широким шагом, круто выперев по своему обыкновению левое плечо, будто этим плечом проламывая дорогу для идущих вслед, ступил на мост, мягко застучал ботинками-бульдожками по дощатому настилу. Здесь было люднее, чем на улицах, слышался говор, порою и смех пешеходов, проезжали туда и сюда извозчичьи пролетки, дребезжали, трезвонили плотно набитые пассажирами трамваи. Сталин легкой поступью нагнал Зиновьева, сказал:

— Старик любит ходить быстро. Придется поспешать и нам. Рослый обладатель клетчатой кепки и низкий грузин, ничем не покрывший жестковолосую голову, зашагали рядом.

Бледно-мерклое небо отблескивало в колыхавшемся темноватом зеркале реки. Были различимы приземистая громада и характерный тяжеловатый шпиль Петропавловской крепости. Взгляд охватывал и почти воздушные, смутно голубевшие очертания Зимнего дворца, и будто твердой рукою прорисованные, не зыбкие даже в ночной призрачности силуэты зданий Сената, Синода, Морского кадетского корпуса. Зиновьев тихо выговорил:

— Бастионы…

Сталин откликнулся:

— Угу… Петруха крепенько всадил тут городок.

— Кто?

Сталин спокойно повторил:

— Петруха.

Зиновьев сыронизировал:

— А я думал — ваш кум… Императору всея Руси мы, дорогой Коба, не годимся в кумовья.

Его спутник не ответил, продолжал путь молча.

Вот мост и пройден. Далее маршрут вился по не оживленным в этот час улицам Выборгской стороны. Тут Ленин придержал шаг, опять пропустил вперед сутулого длинного электрика — знатока местности.

Несколько минут шли Большим Сампсониевским проспектом. Свернули. Прошагали вдоль растянувшихся на два квартала корпусов завода «Русский дизель». Узкий проулок вывел к излучине Невки. На земляном задернелом обрывистом берегу громоздились кучи бревен и теса, выгруженные из приткнувшихся здесь барж. С противоположного берегового склона рядами темных окон проглядывал еще один завод.

— Бастионы, — вновь произнес Зиновьев, по-прежнему шедший в паре с Кобой.

Тот лишь утвердительно кивнул. Умевший помалкивать, он не тщился оставить последнее слово за собой, легко уступал другим такого рода удовлетворение.

Ни лязга трамваев, ни цоканья подков сюда не доносилось. В отдалении слышалась гармонь. Деревянные домики, иной раз в палисадниках, перемежались с кирпичными коробками. Редко-редко попадалось освещенное окошко. Вкопанные кое-где у калиток скамейки были большей частью пусты.

Ленин вновь настиг Аллилуева.

— Устали, Сергей Яковлевич?

— Нет. Ноги, слава богу, еще носят.

— Но почему же так плетемся?

— Рано прийти, Владимир Ильич, тоже нет резону. Чего мыкаться на станции?

— Не запоздать бы!

— Все, Владимир Ильич, будет как в аптеке. Вот у фонаря сверимся с часами.

Войдя в круг света, отбрасываемого укрепленной на столбе электролампочкой, Сергей Яковлевич достал объемистую серебряную луковицу, откинул крышку, взглянул, улыбнулся:

— Идем по расписанию.

Ленин, однако, вытащил на свет из-под долгополого пальто пристегнутые почти невидимой тоненькой цепью к жилетному кармашку свои плоские вороненой стали часы, что служили ему и в Швейцарии, проверил показания циферблата, запустил глаза в раскрытую аллилуевскую луковицу. И все-таки подхлестнул:

— Так чего же мы стоим? Пошли, пошли.

Уже на ходу Сергей Яковлевич произнес:

— Мои столбишки. Мы здесь ставили проводку в тысяча девятьсот десятом… Хотел показать вам на Сампсониевском мой районный пункт, где прожил четыре года, но засомневался — неконспиративно.

— Да, это было бы неосторожно. — Ступая в ногу с Аллилуевыми, Ленин спросил: — А что же представлял собой ваш районный пункт?

Поощряемый нотками живого интереса, Сергей Яковлевич охотно вдался в описания, объяснил, прибегая к профессиональным словечкам, устройство приборной доски и предохранительных выключающих аппаратов. А Ленин все дознавался: и что такое фаза, и как действует реле, и почему иной раз не срабатывают предохранители.

Жилка привязанности к своему делу, некая страсть самородка-мастера сквозила в ответах Аллилуева. Помогая себе худощавыми пальцами, он старался наглядно изложить, в чем же состояла недостаточность, примитивность защитных конструкций прошлых лет.

— Теперь, Владимир Ильич, не то. За войну мы сменили аппаратуру. Новая свое исполняет.

— Что же именно?