На другом берегу любви (СИ)

И вдруг, как по волшебству, небо над озером озаряется светом. Вода перестает быть черной. Потоки солнца пронзают туман, который столь долгое время окутывал весь этот мир кошмаром. Зловещие порождения тумана, словно понимая, что их час пришел к концу, поджав хвосты, отступают в те самые кусты, из которых пришли. Только прятаться им больше негде. Прямые солнечные лучи настигают их и там, испепеляя до безликой черной дымки.

— Вот и все! Больше никакого тумана! Уже представляю, как мама с Улей обрадуются. Они ведь даже не знают, что ты живой.

— Еще узнают, — сквозь боль улыбается отец. — И все это благодаря тебе и твоему Егору.

— Не было бы счастья, да несчастье помогло, — вспоминается мудрая поговорка, и я обнимаю отца, позволив ему опереться на мое плечо.

Какое-то время мы так и стоим, не в силах отвести взгляда от того, что происходит прямо на наших глазах. Это похоже на настоящее чудо! Не знаю, как и откуда, но в небе, словно вестники новой жизни, снова появляются птицы. Дружными стайками они с интересом кружат над водой, и уже весело щебечут в зарослях королевского сада.

Вот только восхищаться всем этим чудом нам некогда. Отец становится все бледнее, и вот уже оседает в моих руках, как будто этот свет, разгоняющий тьму, уводит из него последние силы.

— Папочка, нет! Только держись. Мама тебя подлечит, поставит на ноги. Даже не думай отключаться!

В панике я наклоняюсь к нему, чтобы осмотреть рану, и теряюсь от испуга. Рана глубокая, а по ее краям будто чернилами намазано. Или это слюни у этих тварей такие ядовитые, что прожигают одежду?

— Что, плохо дело? — будто и не боится отец.

— Не знаю, — отвечаю честно. — Таких ран я никогда прежде не видела.

Оторвав лоскут ткани от подола юбки, я пытаюсь остановить кровь, но ее так много, что мои руки начинают подрагивать. Мама много чему успела меня обучить за это короткое время, но она скорее готовила меня к битвам, чем к их последствиям. И вот сейчас, сидя над своим умирающим отцом, даже со всей этой магией в моей крови я чувствую себя абсолютно беспомощной.

— Скажи маме, как сильно я ее любил. Только о ней и думал все эти годы, — срывается с мужских губ, и по моим щекам катятся горячие слезы.

— Даже не думай умирать! Слышишь? Только не сейчас, когда весь этот ужас остался позади. Сам ей обо всем скажешь, — злюсь я, то ли на него, то ли на саму себя, или на все эти обстоятельства, которые привели нас ровно туда, где мы в итоге оказались. — Ты сильный. Слышишь? Очень сильный. Мы что-нибудь придумаем. Может, во дворце найдется аптечка?

— Аптечка? Не в этом мире, — еще больше злит меня его усталая улыбка, будто он уже смирился и готов навсегда от нас уйти. — Оставь меня, дочка. Меня уже не спасти, — накрывает он мою руку своей. — А ваше время на исходе. Как только вернется Егор, ступай по следам магической паутины и возвращайтесь в свой мир. Для этого мира ты и так сделала предостаточно.

— Нет, нет, нет! Я тебя не оставлю! Что ты такое говоришь? — размазываю по щекам потоки слез, застилающие глаза, и как в детстве громко шмыгаю носом. — Ты вернешься домой к маме и Уле, туда, на другой берег реки, где так долго ждут твоего возвращения. Или пойдешь с нами. Обещай мне, что не будешь сдаваться. Обещай!

Он смотрит на меня с печалью, и в его глазах таится усталость.

— Лера, дочка… Я чувствую, как яд проникает в мою кровь. У меня осталось немного времени, и я точно не переживу переход в другой мир, — его голос подрагивает, и он словно собирает все силы, чтобы произнести эти слова. — Прости меня за все. За то, что росла одна-одинешенька без матери и отца, пока я выполнял здесь свой долг.

— Пап, перестань. Тебе не за что извиняться. Береги силы.

В этот момент из озера выходит Егор и сразу идет к нам. С его мокрых волос по плечам стекают капли воды. После этого экстримального заплыва он все еще тяжело дышит, и смотрит на меня с беспокойством.

— Как ты? Не ранена?

— Я нет, а вот отец…

Егор присаживается рядом с ним на корточки, и внимательно осматривает рану.

— Я могу вернуться в пещеру и позвать на помощь, — предлагает он, на что отец орицательно качает головой.

— Ты не успеешь, сынок, уже слишком поздно. Лучше позаботься о моей дочери, — наказывает ему он, и Егор уважительно кивает.

Его лицо преисполнено сожаления. Пусть они и знали друг друга всего ничего, но за это время успели неплохо поладить с моим папой.

Как же это несправедливо! Он должен жить и вернуться наконец к маме. Мне невыносимо больно его отпускать!

Сжимаю отцовскую ладонь и вздрагиваю от испуга. Прямо на нас откуда-то из зарослей королевского сада с матюками и чертыханиями кто-то упорно ломится к берегу озера.

— Илюхин⁈ — не верю я своим глазам, признав в появившемся из кустов здоровяке никого иного, как Вадима собственной персоной.

— Лерка, это правда ты? — удивляется он, не признав меня в новом теле. — А это Егор что ли? — ухмыляется Вадим, окинув насмешливым взглядом его удлиненные волосы, но в сложившейся ситуации на это никто не обращает внимания.

— Что ты здесь делаешь? — все еще не понимаю я.