На ее условиях

Алесандер не послушался. Подойдя к Симоне, он положил ладонь на ее плечо. Она успела привыкнуть к его прикосновениям. Они разжигали в ней страсть. Но сейчас девушка осталась холодна.

— Симона, что происходит?

— Не трогай меня! — закричала она, разворачиваясь и сбрасывая его руку. — Не смей ко мне прикасаться!

— Да что случилось? Что такое с тобой?

— Почему ты не рассказал мне всю историю?

— Какую историю?

— О ссоре Эскивелей и Ортксоа.

— А что с ней? — нахмурился Алесандер. — Что я, по-твоему, упустил?

— Маленький такой кусочек, который ты удобно так забыл! Про клятву Эскивелей выжить Ортксоа!

Алесандер пожал плечами, поднимая ладони в примиряющем жесте:

— И что с того? Я не думал, что это важно.

— Что с того? Ты смеешься? Ты думаешь, я вышла бы за тебя, если бы знала, что с самого начала ты хотел только выставить Фелипе — нас — с нашей земли?

— Dios! Не забывай, этот брак был твоей идеей. Ты его придумала, он был нужен тебе!

— А ты настоял на том, чтобы земля была частью сделки! Потому что знал, знал все это время — твоя семья хотела этого. И ты увидел возможность выжить нас раз и навсегда!

— Только послушай себя! Ты в самом деле думаешь, что мне есть дело до случившегося сто лет назад? Ты всерьез считаешь, что я ввязался во все это ради земли Ортксоа?

— А что еще я должна думать, когда ты именно землю так настоятельно потребовал? А теперь мой дед думает, что я спасла семью от чего-то типа проклятия, а я только знаю, что его осуществила. Своими руками. Как, ты думаешь, я себя чувствую сейчас? Как?

Колени Симоны подогнулись, и она обмякла, оседая наземь. Сильные руки Алесандера подхватили ее, подняли, прижав к мускулистой груди.

— Почему ты вообще беспокоишься об этой земле? Ты собираешься уехать, ты сама сказала — тебе здесь не место.

Девушка оттолкнула его изо всех сил.

— И это все меняет? Это твое оправдание? — Она стукнула его кулаками в грудь, но он не отпускал ее, и Симона ударила сильнее. — Не трогай меня!

Алесандер отстранил ее на расстояние вытянутой руки, но Симона все равно попыталась ударить его. Тогда он поймал ее запястья в стальную хватку пальцев и притянул ее ближе.

— Да что с тобой такое?

— Ты знал, — обвинила она, безуспешно пытаясь вырваться из оков его объятий. — Все это время ты знал про проклятие.

— Оно ничего для меня не значит.

— Но для Фелипе значит! Эта земля значила для него все, и ты забрал ее! Я ненавижу тебя за это!

С тихим рычанием Алесандер качнул головой, в его глазах горел темный огонь.

— О нет. Ты меня не ненавидишь.

Его низкий голос огладил ее как бархатная перчатка, и Симона ощутила первую дрожь страха. Первую безошибочную дрожь желания.

«Нет!» Она не позволит ему победить. Симона отчаянно рванулась из рук мужчины.

— Отпусти меня.

Алесандер притянул ее ближе, так что Симона ощутила жар его кожи, и она знала, что он собирается сделать, и ни за что на свете…

— Отпусти меня!

Он шагнул к ней. Она отступила. Он сделал еще шаг, и она споткнулась, упершись спиной в ту шпалеру, за которую цеплялась раньше. Тогда Симона была рада опоре, сейчас проклинала ее за невозможность побега. Алесандер отпустил ее руки, вплел пальцы в ее волосы, и Симона стиснула шпалеру, чтобы не дать своим жадным рукам обнять его.

— Что ты делаешь? — прошептала она, уже зная ответ.

Когда Алесандер ее поцеловал, это не стало сюрпризом. Но его страсть… Остаться безразличной было невозможно — его жаркие губы, казалось, хотели завладеть ее душой. «Что он со мной сделал? — гадала Симона, когда его язык словно бы оставил огненный след на ее горле. — Что он во мне разбудил?» «Чувства», — пришел ответ, когда она сдалась поцелую, отвечая на него с равным пылом. Алесандер пробудил в ней страсть, и Симона подчинялась ей. Подчинялась ему.

Симона выпустила опору, за которую держалась. Она срывала с него одежду так же торопливо, как он — с нее. Он расстегнул молнию ее платья, она вытащила его рубашку из брюк. Алесандер склонился к ее обнаженной груди, руки Симоны нашли его горячую кожу. А потом его пальцы скользнули, к трусикам, и Алесандер стащил их. Ласка ветра была приятна ее разгоряченной плоти.

— Алесандер! — вскрикнула девушка, полумольбой, полупротестом, пытаясь высвободить его из ткани брюк. Это было нелегко, таким твердым он был.

— Я знаю, — пробормотал Алесандер, целуя ее шею, ее губы, пока помогал ей.

В следующий миг он приподнял ее и вошел в нее, и Симоне стало все равно, даже если бы мир рухнул вокруг. Она вскрикнула, когда он опустил ее на себя. Она закричала, когда он подался назад, и она поняла, что ошибалась — она не хотела, чтобы мир рухнул, если в этом мире возможно такое наслаждение.

Алесандер двигался в ней яростно и мощно, и она с силой сжимала его внутри, принимая снова и снова, пока ее жажда росла с каждым его резким толчком.

— Ты меня ненавидишь? — спросил он сквозь сжатые зубы. — Ты ненавидишь меня сейчас?

Тело Симоны пульсировало от желания, она едва держалась на той грани, за которой лишь жаркое беспамятство, и она не могла сказать правду: