На этом берегу

— Кто? — переспросил третий. Он оторвал стриженную голову от скрещенных рук и уставился на Динни.

— Древний народ. Нелюди. — Нехотя пояснил тот.

— Что ты выдумываешь, их давным-давно нет на земле, остались только бабские сказки. — Махнул рукой светловолосый. — Мой отец охотится в этих краях много лет, и никаких альвов не встречал.

— А ежели бы встретил, то в Охотничьем Зале выставил бы голову, навроде кабанячьей! — весело проорал один из младших барчуков.

Парни рассмеялись.

— Вот от альвочки я бы не отказался, — мечтательно вздохнул стриженный. — Сказывают, что девы-нелюди красоты неимоверной, и обладают страстностью большей, чем девы-люди, и большим сродством к блуду и плотским забавам.

Он совершенно очевидно цитировал какой-то старинный текст.

Поначалу альвы едва сдерживали смех, то к середине подслушанного разговора стали бросать на поляну злые взгляды.

— Ты перепутал, Рик! Это про городских блудниц сказано. Ну, какие забавы могут быть в диком лесу? — поинтересовался Динни.

— Вот-вот, в том-то и дело что в лесу, где альве вкусить радостей тела, кроме как со смертным мужем… — ответствовал Рик.

— У которого в штанах сокровище почище лошадиного, — хохотнул светловолосый, но смех его как-то неожиданно прервался. — Не знаю, мне отчего-то тут не слишком приятно находиться. Вроде как из чащи тянет могильным холодом. Неуютно как-то…

— Может, выйдем и вспугнем их. — Предложил Гилд.

— И что дальше?

— Ну, лошадь, например, отнимем…

— Тогда придется их всех перебить…, сам понимаешь.

Гилд молча метнул на парней ненавидящий взгляд. Нет, убить — это слишком, вот напугать…

Рик и Динни оглянулись вокруг, на всякий случай придерживая рукояти мечей.

— Да уж это вы точно сказали — неуютно. Словно в спину смотрит кто-то.

— Да нет тут никого… — весело верещали подростки.

— Все равно. — Вызверился старший. — Хватит баловства, напоим лошадей и домой. А с альвами… с ними пусть Его Светлость разбирается. Обещал ведь вывести эту породу до единого, чтоб и памяти не осталось от проклятой нелюди.

Кони были напоены и человеческие детеныши заторопились покинуть такое красивое, но отчего-то не слишком гостеприимное место.

Люди уехали, а альвы еще долгое время молча смотрели то на реку, то друг на друга, силясь понять недоступное им. Почему эти подростки, вчерашние дети, которым никогда в жизни никто из племени альвов не причинил никакого зла, столь неистово жаждут их смерти? Что мешает им допустить даже возможность того, что рядом будет жить кто-то еще, другое племя, другая раса или другой человек, чуть отличный, непохожий на них? Нет, мир людей был устроен не так, они никогда не смирятся с отсутствием собственного господства, никогда не дадут шанс чужому жить в мире с собой.

"Почему?" — невысказанный вопрос так и повис в воздухе.

"Почему?" — ни один из альвов не в силах был это понять.

— Знаешь, они правы. — Вдруг вздохнул Гилд. — Они завоюют себе место под солнцем. Эта земля больше не наша. Мы по-прежнему понимаем и любим ее, а она нас, но время наше уже прошло. Вначале они убьют альвов, а затем эту землю. Они убивают все, что не могут понять. Вот увидишь, через какое-то время… — он запнулся. — Нет, этого мы уже не увидим ни ты, ни я. Мы просто не доживем, но это и к лучшему.

— Их век не долог, — прищурился Риан, — еще посмотрим кто кого. Впрочем… обольщаться не стоит. Ты прав, теперь настал их век.

Больше на эту тему они не говорили, а просто подняли с земли свою поклажу и отправились в путь. Порог землянки переступили уже поздно вечером и, наскоро поев, сразу легли спать. Натруженные мышцы болели, мешок оказалась достаточно тяжелым. Раздевшись, Риан помассировал усталую шею, даже пальцы после мешка сгибались с трудом. Гилд растянулся на кровати, стараясь расслабиться и унять пульсирующую боль в раненном плече. Он уговаривал себя, что сейчас заснет, а наутро все придет в норму, и боль исчезнет. Вместе с этим внушением к нему постепенно пришел сон.

Вначале Гилду снился гарнизон, он видел лица солдат, темную, грязную пристройку, в которой размещались стрелки, слышал их шутки и смех. У него очень болело плечо, а от него вся рука, в районе сустава снова сидел арбалетный болт. Однако никто вокруг этого не замечал, всем было не до него. Гилд хотел попросить у людей о помощи, но не мог, он не мог ни к кому обратиться, только с ужасом думал, как же он сможет вести назначенный на завтра бой, если у него совсем онемела рука. Он понимал, что надо уйти, бежать, только не знал, куда и как. Потом ему снился густой, спасительный лес, он брел по нему, не разбирая дороги, не понимая, куда и зачем идет.