На этом свете (сборник)

– Хорошо. Мы отправляем двести девяносто девять листов. Но… Ты жди. Стой и жди. Мы сегодня придем и отправим оставшуюся часть, – глаза Мерседес заблестели. – И упаси тебя Господь и Дева Мария вместе взятые уйти с работы на минуту раньше.

Женщина выдохнула, сверкнула глазами и повернулась к мужу:

– Габо, тебя долго ждать? Диктуй адрес!

Служащий отвел глаза и спрятал улыбку в кончиках усов. Габо диктовал адрес, зачем-то сверяясь с записной книжкой, – он знал его наизусть! Мерседес стояла рядом, надменная и уверенная в себе. Был самый обычный августовский день.

– Останься здесь и карауль этого прохвоста. Я скоро приду.

Она вернулась домой, сложила в огромную серую сумку обогреватель, фен и соковыжималку, дотащила их до ближайшей лавки и заложила. Да, эта маленькая гордая женщина торговалась за каждый песо!.. И вернулась в почтовое отделение за пять минут до закрытия. Миф состоялся.

По дороге домой Мерседес внезапно остановилась и начала хохотать безудержным, веселым смехом здоровой истерики. Оглядывались прохожие, из окон ближайших домов высовывались удивленные головы. Мозг отказывался работать до такой степени, что показалось: целый город смотрит только на них. Но не было в этом ничего постыдного. Габо поддержал жену за локоть, иначе бы Мерседес сползла на тротуар. Истерика не выход, но только она спасает, когда женщина на полдня забывает о детях. Совсем забывает.

Смех выдохся, и Мерседес произнесла:

– Ну вот, Габо, теперь осталось, чтобы твоя книга оказалась никому не нужным барахлом.

Рита стала продолжением ресторана. Извивалась в центре зала под ритм грязного латиноамериканского танго. Она то поднимала руки вверх, растопыривая пальцы, то выгибала спину и практически садилась на пол, широко раздвигая острые колени. Улыбалась молчаливым официантам. На меня не смотрела. А я… Что я? Глушил одну за одной.

Пришибло к земле ощущение невозможности что-либо изменить. Фатальная непоправимость… Я поясню! Это как в школьном туалете. Стоишь, зажатый меж писсуаров, что-то пыхтишь себе под нос, а с боков тебя сжимают такие же неудачники. А за спиной стоят ожидающие своей очереди. И, как один, молчат. И каждая тварь смотрит тебе в затылок. Еще минуту назад твой мочевой пузырь разрывался на части, а сейчас ты стоишь в темно-синей форме (такой одинаковый, такой ничтожный), и капли выжать не в силах. Словно пережали самый важный канал между ног. Краснеешь. Стыдно становится. А убрать хозяйство в штаны, не помочившись, еще постыднее. И тут вдруг, через не могу, выстреливает из члена тоненькая струйка, потом вторая, а потом мочевой пузырь обретает власть над тобой, расслабляются ноги, и – шепот из раскрытого рта: а-а-а…

Танец Риты и стал моим шепотом. Моим грузом. Моим пьяным надсмыслом.

– Налей мне. Полную! – она подошла к столу, поймав руками его углы, наклонилась вперед.

– Ты моя принцесса!

Мы выпили не чокаясь. Она отошла в центр зала, покачивая бедрами, поманила меня:

– Давай, давай…