На фейсбуке с сыном

Вот такие мысли мне приходили в голову, пока я с закрытыми глазами сидела, потрясенная видом Тулуз-Лотрека и вызванными этим воспоминаниями. Потом, когда вытерла слезы и снова открыла глаза, я увидела, что Тулуз-Лотрек так и стоит перед Вебером, протягивая тому в своей правой руке, слегка дрожащей, стакан с жидкостью светло-коричневого цвета. Эта жидкость для меня загадкой не являлась, всем известно, что Тулуз-Лотрек знаменитым французским благородным винам всю свою короткую и яркую жизнь предпочитал коктейль из абсента с коньяком. Рецепт разработал он сам и назвал его «Землетрясение», под этим названием коктейль и пошел гулять по парижским салонам. Если Тебе как-нибудь вечерком захочется острых ощущений, «землетрясения» захочется — Ты наполни стакан до половины абсентом и доверху долей коньяком, лучше французским. И я гарантирую, Нуша, прежде чем опустеет первый такой стакан, ты в полной мере ощутишь это самое «землетрясение».

А я признаюсь, сыночек, хотя и не должна бы, мы с Леоном и не такие «коктейли» сооружали. Конечно, без французских изысков — сам понимаешь, железный занавес и все такое. Но иногда наш, польский самогон, собственноручно и заботливо Леоном очищенный, с «правильным» советским коньяком мешали. Преимущественно ночью. И такие мы потом с ним имели землетрясения, что я не завидую нашей тахте. Но у Тебя, сыночек, доступа к самогону нет, и Советского Союза тоже нет — а значит, и «правильного» советского коньяка теперь не достать. Но это я так, к слову.

Вебер с высоты своего роста к Тулуз-Лотреку склонился, а тот, глядя ему в глаза, сказал:

— Напейся, Вебер. И не вздумай принимать Кинси всерьез. Он всего-навсего ученый — и этим все сказано. Он не только над твоей любовью издевается — он еще и сперму твою затронул. А это уже более серьезный проступок: сперма — не просто средство размножения. Она очень даже влияет на творчество. На мое влияла непосредственно. Когда у меня не было ломаного гроша — даже на алкоголь, я продавал свою сперму парижским проституткам, чтобы они использовали ее для зачатия гения. Правда, я это делал в состоянии алкогольного опьянения, но не совсем же пьяный, поэтому ты, Вебер, можешь представить степень моего отчаяния. Проститутки, мои разлюбезные наивернейшие подруги, платили мне за мою сперму вином, а я иногда, в знак благодарности, оставлял им свои картины. Следовательно, моя сперма была платежным средством, а ты, Альфред, — тут он повернулся в сторону ведущего, погрозил ему пальцем, и голос его приобрел грозные нотки, — будучи американцем, должен понимать, что там, где финансы, шутки неуместны. Откровенно говоря, я в миллилитрах не силен, поэтому не могу доподлинно оценить, насколько Альфред тебя оскорбил. У тебя действительно из-за курения маловато спермы? Или это Кинси свои абстрактные, тебя не касающиеся данные привел? Впрочем, неважно. Кинзи, я так считаю, ума лишился — он любовь в миллилитрах измеряет. Будто...

В этот момент Тулуз-Лотрек свою речь прервал и начал нервно подпрыгивать, протягивая руки в направлении ладони Вебера и при этом злоупотребляя некоторыми словами. Успокоившись, произнес:

— А теперь отдай мне стакан, Вебер. Тебе следовало сделать только один глоток! Отдай! Когда не пью, я чувствую себя так, будто у меня синдром Туретта ¹⁰⁴. Я начинаю ругаться. Без повода.

Вебер, напуганный этим выпадом, поспешно сунул Тулуз-Лотреку стакан, а сам, сгорбившись, направился в сторону дивана. Тулуз-Лотрек последовал за ним. В студии воцарилась абсолютная тишина, такая, что было слышно, как скрипит перо в руке у пишущего что-то Кинси. Через минуту эту тишину нарушил негромкий голос с дальних рядов. Этот слегка хриплый голос принадлежал Эриху Фромму ¹⁰⁵, который притом протирал цветным платочком свои очки и обращался как бы к самому себе, не глядя в камеру и не заботясь о том, слушают ли его другие.