На фейсбуке с сыном

А теперь сравни Пия этого и ИП2, который в энциклике 1995 года Evangelium Vitae,еще до своего прекрасного «Послания к женщинам», писал: «В деле формирования новой культуры, благоприятствующей жизни, женщина играет исключительную, а может, и решающую роль в области мысли и действия: именно женщина должна стать локомотивом «нового феминизма», который не поддастся искушению подражать машистским моделям, но способен увидеть и продемонстрировать аутентичный женский гений во всех проявлениях общественной жизни, действуя в интересах преодоления всевозможных форм дискриминации, насилия и эксплуатации».

Эта энциклика — тоже поклон в сторону женщины от Церкви, но мне больше по душе все-таки «Послание к женщинам». В аду оно внесено в список запрещенных текстов, и это одно говорит само за себя, удостоверяет, насколько оно опасно.

Вот представила я себе этих двух достойных джентльменов за бокалом вина — и самой захотелось выпить, меня ж к алкоголю тянет. И в резюмемоем написано — «умеренная алкоголичка». Короче, отправилась я в ночной бар и оказалась за стойкой возле одной женщины, что там уже время коротала. Она, как и я, умерла в Польше, это нас сразу сблизило. Вообще-то при жизни она была черницей (черной монахиней). Однако поддалась слабости, влюбилась в мужчину из крови, костей и спермы, что и было ей предъявлено после смерти. Ведь не в Иисуса виртуального влюбилась, а в феноменально красивого Анджея Марцина, программиста из Вырзицка, неподалеку от Быдгошчи. Этот Анджей в Бога верил истово и в связи с этим отправился в автобусную паломническую поездку из Вырзицка в Лихень. Автобус сделал короткую остановку в Конине, чтобы паломники могли облегчиться, а после этого перерыва в автобус села сестра Анна-Мария, которую направили в Лихень, что называется, в служебную командировку. Единственное свободное место было как раз рядом с Анджеем Марцинем, она на него и присела. И это стало для нее трагическим поворотом в судьбе. Потому как еще в автобусе она вдруг почувствовала, что мужчина рядом с ней обладает не только душой, но и телом, а еще — запахом особенным и какой-то тайной. И эта тайна ей уже в автобусе стала казаться волшебной, магической. Когда в Лихене они вышли из автобуса, ей казалось, будто Анджей Марцин — вторая половина ее души и что сам Иисус направил его к ней, а ее — к нему. Конечно, она этих чувств и мыслей испугалась, подозревая, что без лукавого тут не обошлось. Перед Богом мысли не спрячешь, она как могла их от себя отгоняла. Часа три борьба эта шла, пока они посещали с Марцином святыни. И он ей в этой борьбе не помогал, а напротив — не считаясь с ее монашеским одеянием в глаза смотрел, на тело, целомудренно под этим одеянием скрытое, смотрел и будто бы случайно ладонь свою к ее ладони приближал и даже иногда, опять же будто бы случайно, ее касался. А у нее мурашки по телу бежали, и сердце сладко замирало. Там, в Лихене, на полпути от главного нефа к алтарю, и родилась ее любовь к Анджею Марцину. И для Анны-Марии это была любовь первая, чистейшая, как кристальная вода из источника, до которого еще никто не добрался, а для Анджея — незначащая и мимолетная. Монахиня с огромными голубыми глазами, окруженная налетом чего-то неизведанного и обещающая абсолютную девичью чистоту — она для него была как афродизиак. Таких женщин у него еще не было, и потому, под священным куполом храма, он делал и говорил — к месту и не к месту — все, что приходило в голову, лишь бы добиться ее благосклонности. И добился. Примерно через месяц или около того, в автомобиле марки «Ланос», припаркованном у дороги между Вызицком и Быдгошчем. Поздним вечером в этом темном лесу броня Анны-Марии дала трещину, тайна была разгадана — и дальнейшее потеряло для Анджея всякий интерес и привлекательность. Подробности рассказывать не буду — Ты, сыночек, домыслишь сам. Анна-Мария от переживаний заболела и, не защищаясь от болезни, не борясь со слабо-стыо своего ненавистного тела, умерла. Потому что, наверное, сама этого хотела. Особенно когда узнала, что Анджей Марцин благополучно женат и воспитывает двоих детей. Такую пошлятину, сыночек, ни один писатель не напишет — это может только сама жизнь написать. Эта пошлятина, пожалуй, затмевает собой и сам Лихень. Но съездить Тебе, сыночек, в тот католический Леголенд обязательно нужно, чтобы убедиться собственными глазами в его беспримерной пошлости и безвкусице.

О болезни своей Анна-Мария мне рассказывать не стала, а я и не спрашивала, потому как видела, ей об этом стыдно вспоминать. Она стеснялась того, что умерла от такой мелочи, от нуля без палочки — от любви к ничтожеству. Если бы хоть от насморка, так и то была бы смерть более достойная, а она умерла от Анджея Марцина. Такой диагноз — все равно что гнойный сифилис... Так что тема эта у нас в приятной беседе с бокалом вина осталась запретной. А говорили мы, сыночек, о ее жизни в ордене.

Я ее спросила: можно ли, будучи монахиней, оставаться женщиной?