На фланге линии Маннергейма. Битва за Тайпале

Но настроения по поводу окончания мира по разные стороны фронта существенно различались. Первую информацию об условиях мира получили финские офицеры, внимательно слушавшие радиопередачи. Большинство из прильнувших к приемникам финнов испытали глубокое потрясение, когда премьер-министр Таннер на всю страну объявил условия мирного договора. Финляндия должна была попрощаться с большинством земель, на которые так и не смогла ступить нога солдата Красной армии. Многие из них не могли сдержать слезы, потому что родились в тех местах, которые теперь должны были стать частью территории Советского Союза. В их сердцах было смятение и противоречивые чувства. С одной стороны, война проиграна. С другой, их армия не разгромлена и не капитулировала, а их страна не потеряла своей независимости. Возможно, именно в этот день родилась знаменитая финская горькая шутка: «В „Зимней войне“ победил Советский Союз, но маленькая Финляндия заняла почетное второе место».

Капитан Иокела вспоминал: «Вечером (12-го марта) нас собрал Кемппи (командир 21-го пехотного полка) и сообщил, что утром нам надо отсюда уходить, чтобы избежать окружения. Наши соседи с востока и запада уже отступили, так что нам надо будет осуществлять отход довольно быстро. Блиндажи необходимо было взорвать и приготовиться к долгому переходу, как минимум до Пюхяярви. При разговоре присутствовали все командиры батальонов, врачи, да и вообще все, кто в этот момент находился в Ювясхови. Бывшие когда-то тыловыми, наши сегодняшние позиции уже были на расстоянии выстрела из стрелкового оружия русских. Наутро мы выполнили работу по уничтожению, хотя уже знали, что перемирие близко» [85].

Все воюющие части с советской стороны, так же, как и их противник, получили известие о прекращении боев ночью, по радио. Несмотря на радостные новости, утром первого мирного дня перестрелки продолжались. В основном огонь велся с советских позиций, хотя сказать, что он был прицельным, нельзя. И пехотинцы, и артиллеристы расстреливали оставшийся у них боезапас, чтобы не возиться с ним после завершения боевых действий во время передислокации. Впрочем, хотя это было и так, но до наступления мира оставалось еще несколько часов, и до этого момента приказа о ведении боевых действий никто не отменял. Поэтому со стороны казалось, что на передовой гремит интенсивный бой. Все так же ухали орудия и минометы, раздавались винтовочные выстрелы и длинные пулеметные трели. Те, кто находился в это время на передовой, никак не могли представить, что это может внезапно кончиться. Слишком привычен был этот многоголосый шум войны, и слишком активно действовали все рода войск.

Но это случилось. В одиннадцать часов по финскому времени и в двенадцать по московскому на фронт опустилась тишина.

О внезапной, ошеломляющей, непривычной тишине первых минут мира вспоминали все ветераны «Зимней войны», и финские и советские. Это было хотя и ожидаемо, но так непривычно и так внезапно, что сознание отказывалось поверить в реальность произошедшего. Молчали орудия, молчали окопы, молчало небо. Солдаты тоже молчали, осмысливая первые послевоенные минуты.

Первыми показались из окопов красноармейцы. Сначала робко, по одному-два человека, затем все большими и большими группами они вскарабкивались на брустверы и пытались обратиться к своему недавнему противнику. На смену тишине пришел радостный гул сотен голосов, радовавшихся судьбе, подарившей им возможность остаться в живых. Из передвижных радиоточек, еще вчера передававших пропагандистские передачи для войск противника, теперь раздавались песни. По воспоминаниям уже упоминаемого в этой книге Эмиля Заславского, словно в память о не доживших до этого часа, пластинка с шипением разносила песню «Он ушел» в исполнении Изабеллы Юрьевой.