На Фонтанке водку пил… (сборник)

Если кто-нибудь от Вас едет в Москву, было бы хорошо, если бы он передал деньги мне лично. Если же нет — я полагаю, что лучше всего было бы перевести их мне молнией с одновременной посылкой мне молнии-телеграммы, где был бы указан номер перевода.

Привет театру. М. Булгаков

Б. Пироговская, 35а, кв. 6

Пушкинский дом, ф. 369.

16 ноября 1932 г.

Телеграмма

Ленинград, Фонтанка, 65, Театр

Шапиро, Чеснокову

Жду условленную тысячу молнией.

Бережной не ответил на спешное письмо. Булгаков

И тут же квитанция от 16 ноября 1932 года за № 126, документ о приеме телеграммы и уплате за нее 2 рублей 75 копеек…

Ответ Чеснокова — молниеносен…

Телеграмма

Булгакову, Б. Пироговская, д. 35а[44]

17 ноября 17 ч. 15 м.

Связи финансовыми затруднениями(высылаем) декадный срок не сердитесь Привет Чесноков

Здесь становится очевидно, что стороны исполнены взаимной приязни и мучатся одним — невозможностью увидеть «Мольера» на сцене БДТ… И еще…

Чем хорош архивный документ?..

Прикасаешься к тому же листку, которого касался автор.

В момент касания время скрывается в небесную щель и исчезает, как летающая тарелка…

11

Прежде ноябрьской переписки случилась сентябрьская встреча, о которой рассказала Елена Сергеевна.

— Но, очевидно, все-таки это была судьба. Потому что, когда я первый раз вышла на улицу [После двадцати месяцев сиденья взаперти. — В.Р.], я встретила его, и первой фразой, которую он сказал, было: «Я не могу без тебя жить». И я ответила: «И я тоже». И мы решили соединиться, несмотря ни на что. Но тогда же он мне сказал то, что, я не знаю почему, но приняла со смехом. Он мне сказал: «Дай мне слово, что умирать я буду у тебя на руках…» И я, смеясь, сказала: «Конечно, конечно, ты будешь умирать у меня на…» Он сказал: «Я говорю очень серьезно, поклянись». И в результате я поклялась…

Потом была странная переписка с ее мужем, и Булгаков вывел на листке: «…я виделся с Еленой Сергеевной по ее вызову, и мы объяснились с нею. Мы любим друг друга так же, как любили раньше…»Он просил ее мужа «пройти мимо»этой любви, но Шиловский, не заботясь о тоне, вызвал его для разговора один на один, и Елена Сергеевна, проводив Булгакова, пряталась на другой стороне переулка, за воротами церкви…

При встрече соперников на сцене снова появился пистолет, и бледный Булгаков, чувствуя себя персонажем еще не написанной пьесы, сказал:

— Не будете же вы стрелять в безоружного?.. Дуэль — пожалуйста!.. [45]

Но как бы там ни было, они соединились, «Мастер» и «Маргарита», и вместо новой квартиры Михаил Афанасьевич подарил Елене Сергеевне нечеткую фотографию того же кабинета на Пироговской с двумя ступеньками вверхи надписал: «Елене от Михаила»…

Это случилось в начале сентября 1932 года. В середине октября они уехали в Ленинград для переговоров с театрами…

Сперва не могли вспомнить, с кого началось…

Ни Юрский, на Басик, ни Кочерга…

И Р. ломал голову… Никак…

Память подводит, когда повтор становится ритуалом.

С кого же начался ритуал?..

Стали рассуждать вместе и порознь: Изиль Заблудовский, зав. костюмерным Татьяна Руданова, главный машинист сцены, заслуженный работник культуры Велимеев Адиль…

Большинство считало — с Паши Панкова, но двое называли Ефима Захаровича Копеляна…

Логика была такова: «Мольер» вышел в 1973-м, Юрский уехал в Москву в конце 1977-го и до последних дней в Ленинграде «Мольера» играл. Не могло же быть, чтобы декорация идущего спектакля пошла на другой…

— Неэтично, — сказала Таня…

Сомнения сняла Люся Макарова, вдова Копеляна. И тут все прояснилось.

Событие было настолько катастрофическим, что логику никто не искал, а этика была одна: сделать для него все, что только возможно…

Растерянный Гога так и сказал Кочергину:

— Сделайте что-нибудь…

И Эдик вспомнил, как, уезжая в санаторий, Копелян бросил ему в актерской раздевалке:

— Ну держись, работай!..

Как будто прощался… Как будто было предчувствие…

Для Р. началось со звонка Гриши Гая, который глухим голосом без всяких подъездов сказал: «Умер Фима». Было 6 марта 1975 года.

Р. сказал свое «не может быть» и, связанный с Гаем тяжелой паузой, увидел первую встречу, и вторую…

Когда при знакомстве с театром показывал худсовету сцены из «Гамлета», обратился к Копеляну как к первому артисту, сказал лично ему: «Старый друг», — а тот хмыкнул в знаменитые усы…