На французской земле

И вот оказалось, что, с непоколебимым упорством и терпением, с неизменной последовательностью, Россия воспитала несколько поколений людей, которые были созданы для того, чтобы защитить и спасти свою родину. Никакие другие люди не могли бы их заменить, никакое другое государство не могло бы так выдержать испытание, которое выпало на долю России. И если бы страна находилась в таком состоянии, в каком она находилась летом 1914 года, — вопрос о Восточном фронте очень скоро перестал бы существовать. Но эти люди были непобедимы. И в ходе войны произошло то, что уже несколько раз повторялось на протяжении истории: вся военная тактика, вся стратегия, блестяще, казалось бы, доказавшая свою неотразимость, была бессильна против героического противника, сумевшего создать прекрасное вооружение и лучших солдат. Когда немецкие аэропланы «Штука», обстреливавшие войска на бреющем полете и настолько, по мнению немцев, страшные, что кабинки их пилотов даже не были блиндированы, — когда эти аппараты, действовавшие с таким успехом против плохо вооруженных и плохо организованных бельгийских и французских армий 1940 года, произвели свою первую атаку на советскую пехоту, то огромное большинство их было срезано сильнейшим пулеметным и ружейным огнем, и вся эта блестящая тактика, до сих пор считавшаяся неопровержимой, должна была быть совершенно пересмотрена.

* * *

Соответственно и упорно тренируя людей, их можно научить очень многому. Их можно научить спокойно стоять под артиллерийским или аэропланным обстрелом, из них можно сделать парашютистов. В войне, которой мы были свидетелями, тренировка играла не меньшую роль, чем героизм, и большинство побед было обусловлено необходимым соединением этих двух качеств. Мы видели, что значит соответствующая тренировка; мы видели, как англичане и американцы, сброшенные ночью с аэропланов и вооруженные гранатами и легкими пулеметами, отбивали атаки немецких блиндированных дивизий. Мы видели, как действовали французские парашютисты в Бретани или в Голландии. Мы видели, как русские солдаты — под страшным огнем немцев — переплывали во всем походном снаряжении огромные реки и устанавливали на крутых, казалось бы неприступных, берегах предмостные укрепления.

В 1943 году весь последний класс одной из десятилеток в маленьком городе Сибири выразил желание вступить в Красную Армию. В первой просьбе было отказано — они были слишком молоды. Тогда они написали второе обращение чуть ли не к Ворошилову, на которое последовал положительный ответ. Они были приняты в армию и все стали парашютистами. Их сбросили потом в тыл немецкого расположения для партизанской войны. Один из них, Вася, попал во Францию. Я с ним встретился через несколько месяцев после того, как все военные действия здесь кончились; он явно томился и скучал. Ему не хватало оружия, леса, засад, атак и опасности. Он все-таки не расставался со своим револьвером; я думаю, что он втайне надеялся на какое-нибудь ночное нападение пятой колонны или что-нибудь в этом роде, словом, на столь же счастливое, сколь внезапное стечение обстоятельств, при которых, наконец, его бесполезный теперь револьвер мог бы сыграть известную роль. Но ни нападения, ни стечения обстоятельств не происходило и Вася смертельно скучал. Он находил некоторое — частичное и неполное — утешение в алкоголе. Вдвоем с приятелем они заходили в кафе и заказывали: два больших пустых стакана и десять рюмок коньяку. Потом они аккуратно переливали, содержимое пяти рюмок в стакан, затем чокались и выпивали, неизменно поражая французов, которые никак не могли привыкнуть к этому зрелищу. Затем они — в зависимости от денег, которыми располагали, — возобновляли это еще раз или еще два раза и оба, грустные, уходили. И только один раз Вася оживился и казался совершенно счастливым. Это когда сообщили, что на территорию департамента, где он жил, немцы сбросили парашютистов. Но немецкие парашютисты частью были переловлены, частью бесследно исчезли до того, как Вася успел в этом принять какое бы то ни было участие, и он снова впал в свою прежнюю грусть. Я думаю, что на фронте, в условиях партизанской войны, он был, наверное, совершенно незаменим.

И таких людей в России были десятки и сотни тысяч — с той разницей, что им было некогда ни грустить, ни пить коньяк, потому что они, не переставая, вели войну против немцев. И, конечно, более беспощадных и опасных врагов, награжденных, вдобавок, нечеловеческой выносливостью, звериным терпением, хитростью и пониманием партизанской обстановки, германская армия не могла себе представить. Если бы немцы умели читать в человеческих взглядах, то в глазах этих людей они давно бы прочли свой смертный приговор. Но они печатали вздорные сообщения о «коммунистических бандах», и когда спохватились, было слишком поздно.