На фронтах Первой мировой

Прежде всего, требуется отметить, что первоначальные запросы германцев были сравнительно умеренны. Более того, германский канцлер Г. Гартлинг и статс-секретарь МИД, знакомый нам Р. Кюльман даже пытались убедить Вильгельма II вступить с русскими в дискуссию по поводу мира без аннексий и контрибуций. Австрийский министр иностранных дел граф Чернин открыто заявил, что «ради завоеваний Четверной союз не продлит войны ни на один день». На самом деле ничего серьезного за этими телодвижениями не стояло. Германские дипломаты убеждали кайзера в необходимости присоединения к Германии Прибалтики и разделе Польши. На переговорах 28 декабря был объявлен десятидневный перерыв. Но тут в дело вмешались вездесущие Гинденбург и Людендорф, принявшие за чистую монету демагогию дипломатов. Гинденбург немедленно телеграфировал Гартингу: «Я должен выразить серьезные возражения по поводу того, что мы отказались от насильственных территориальных захватов». Генералы покинули ставку в Крейцнахе и помчались в Берлин. Людендорф наседал на генерала Гофмана. 2 января он не раз подчеркивал, что «Германия в любой момент готова прекратить перемирие и разгромить врага». Гинденбург без труда убедил кайзера отдать верховному командованию всю ответственность за ведение переговоров. Парламентские крикуны социалисты Вестарп и Штреземан обвинили министров Чернина и Кюльмана в предательстве. Но сотрясать воздух не было необходимости. Отказываться от аннексий никто и не собирался. Германия возвращалась на переговоры с жесткими требованиями. Но прошу обратить внимание, КАКИМИ. Генерал Гофман на заседании политической комиссии конференции предъявил советской делегации карту с линией новой границы и изложил условия мирного договора. Польша, Литва, часть Латвии и Белоруссии, оккупированные германскими войсками в ходе войны переходили под контроль Германии. Начертание границ южнее Брест-Литовска должно было быть определено переговорами с Центральной радой Украины.

Но тут на арену вступает гений и первый герой революции Лев Троцкий, возглавивший советскую делегацию. Этот, безусловно одаренный человек и самолюбивый авантюрист, вполне искренне до конца своей жизни будет считать себя абсолютным гением, способным перевернуть мир, историю человечества. А уж в 1917 и 1918 годах, в том числе и в Бресте, он перевернул его так, что вместо тяжелейших, но терпимых условий мы получили «позорный Брестский мир». Позиция Троцкого «ни войны, ни мира» развязала и без того не сильно связанные руки германских политиков и военных. 11 февраля германская делегация отправляет в Берлин телеграмму, в которой говорится: «Здесь почти все считают, что для нас вообще не могло произойти ничего более благоприятного, чем решение Троцкого. Конечно, на первый взгляд оно ошеломляющее. Этим решением Троцкий отказывается от всех преимуществ страны, ведущей войну и заключающей мир. При заключении мира мы все-таки должны были бы сделать ему различные серьезные уступки. Теперь мы сможем все урегулировать по нашему собственному усмотрению». Троцкий ошеломил не только Берлин, но и Петроград.

Пока большевистские лидеры спорили, что и как, в Берлине времени не теряли. Собственно, вопрос о военной интервенции и не сходил с повестки дня. Еще 18 января штаб Восточного фронта по указанию Гинденбурга приступил к подготовке наступательной операции с пышным, как всегда, названием «Фаустшлаг» («Удар кулаком»), а в конце января Гинденбург утвердил план наступления на Украину. С Центральной радой вообще не церемонились, хотя 9 февраля Четверной союз подписал с ней договор о поставке до 31 июля 1918 года 1 млн тонн хлеба, 50 тыс. тонн мяса, сало, пеньку, лен, марганцевую руду и т. д. Так что совещание в Гамбурге 13 февраля, которое созвал Вильгельм II, было скорее формальностью, чем серьезным обсуждением вопроса, что делать с Россией. Как всегда, с особым мнением выступил статс-секретарь Кюльман, предложивший ограничиться помощью российским сепаратистам, да вице-канцлер Ф. Пайер отметил: «Мы можем начать, но как кончить?» Поддерживая Людендорфа, который метал на совещании громы и молнии, и Гинденбурга, кайзер дал отмашку на военную операцию, лицемерно при этом объявив: «Следовательно, не новая война, а помощь народам России». Да уж!