На фронтах Великой войны. Воспоминания. 1914–1918

Над вопросами узко оперативного характера работали втроем. Я лишь почти всегда писал оперативные приказы, обладая лучшим почерком, да и стиль особый выработал, который всем нравился. И только вопросы по «разведке» в тесном смысле вел Хольд, и я с Вознесенским в это не вмешивался, хотя в курс дела всегда достаточно вводились Густавом Ивановичем. Последний в своем «специальном вопросе» был большой мастер. Владея в совершенстве немецким языком, Хольд за время в течение более года хорошо наспециализировался в вопросе сбора сведений о противнике путем «добычи языка». Точно так же вопрос связи в узком смысле – руководство прокладкой новых телеграфно-телефонных линий, организацией центральных станций и прочее – подлежал моему исполнению, и в это никто не вмешивался. Получив задание, я обыкновенно призывал командира телеграфной роты, штаб-капитана Марциновского – отличного офицера, каким, впрочем, было и большинство офицеров 17-го саперного батальона, выучки полковника Исакова – передавал ему задание, посвящал в необходимых рамках в обстановку и, высказав некоторые свои соображения, спокойно и уверенно ждал, что задание толково будет исполнено. Затем произошедшее изменение в связи вносилось в схему связи, и новость становилась общим достоянием. Заговорив о связи, не могу с особым даже теперь, когда все это ушло в далекое прошлое, удовлетворением не отметить, что служба связи[148] была налажена очень хорошо, за редкими исключениями, шла гладко, прочно, это – опыт более чем одного года боевой практики. А сколько испытано на этом пути горечи…

Начальник штаба, серьезный генерал Бутчик ценил нашу работу. Предоставлял нам большую долю самостоятельности в ней. Мнения и предложения наши в большинстве случаев одобрялись им, а затем и командиром корпуса и проводились в жизнь.

Когда в ноябре месяце на смену генерала Бутчика прибыл генерал-майор Скобельцын[149], мы почувствовали еще большую самостоятельность и легкость в работе. Генерал Скобельцын до приезда к нам был начальником штаба 40-го корпуса, недавно сформированного в составе 2-й и 4-й стрелковых дивизий. Корпус действовал на крайнем правом фланге 8-й армии, в районе Рафаловка – Чарторийск. По каким-то соображениям высшего начальства было произведено перемещение названных начальников штабов одного на место другого. Помню, что генерал Бутчик покидал нас с грустью, но отказаться от «предложения» не мог, оно имело скрытый характер почти приказания.

Генерал Скобельцын имел общительный, открытый, веселый нрав, с заметным оттенком русского барства, что к нему очень шло. С ленцой, с нелюбовью к бумагам, он был нам более по душе, чем генерал Бутчик. Мы еще больше могли проявлять самостоятельность и инициативу.

Одним словом, работали мы в штакоре[150] легко и дружно, а это наиважные условия правильного функционирования штаба. Не могу воздержаться, чтобы не поставить часть заслуги в этом нам, «китам». Конечно, лицо части, ее тон делает ее командир, и здесь у нас много зависело от личности начальника штаба, но многое из достигнутого результата следует отнести на долю наших усилий. С капитаном Хольдом мы были старожилами, так сказать, в штабе 17-го корпуса и начали свою работу в нем еще с места, что называется, из Москвы, при начальнике штаба генерале Стремоухове, когда чуть не всякий вопрос оперативного характера решался «военным советом» из офицеров генерального штаба с командиром корпуса во главе. С тех пор переменилось три начальника штаба, командир корпуса остался тот же, но от былого порядка работы в штабе не осталось и следа, и это в главной мере нужно приписать нашим усилиям.

Внеслужебное время, часы досуга мы проводили хорошо и часто весело. Часов же досуга осенью и зимой 15/16 года было более чем достаточно. Народа в штабе корпуса было много, но не столько, чтобы не знать всех и каждого.

Все друг друга хорошо знали, и преобладали приятельские отношения. В столовой за обедом или ужином собиралось «все общество», человек 20 минимум и, за очень редкими исключениями, эти собрания проходили оживленно, а часто и весело. Элементы веселья вносили комические фигуры, первую роль среди которых играл инспектор артиллерии, генерал-лейтенант Развадовский[151].

Как-то так подобралось, что среди чинов штаба нашлось несколько необычайно музыкальных людей, пианистов и певцов. А в большой зале, где помещалось оперативное отделение и мы трое («киты»), стоял старый хороший рояль. И каждый день задавались музыкально-вокальные развлечения. Ф. Ф. Вознесенский, я, доктор (для поручений при корпусном враче), штабс-капитан Марциновский выступали солистами вокальных номеров, штабс-капитан Берг (старший адъютант по инспекторской части), инженер-полковник Черник (корпусный инженер) и еще один офицер-сапер, молодой композитор-пианист (фамилию его забыл) выступали в музыкальных номерах за роялем, аккомпанируя и нам.