На фронтах Великой войны. Воспоминания. 1914–1918

Массы конницы в разреженных строях маневрировали в течение не менее часа. Конные лавины то быстро подавались вперед, то снова отходили назад. Так этими танцами, шассе-круазе[250], дело и ограничилось. Не нашлось там настоящего кавалерийского начальника. Генерал Чайковский, старый черниговский гусар[251], не обладал, выражаясь мягко, этими качествами.

К полудню нас стали сильно беспокоить артиллерийским обстрелом. Наша батарея, став совершенно открыто у первой железнодорожной будки, стала отвечать на огонь неприятеля. Большевики обратили на нее свое внимание, и снаряды посыпались, хотя и разбрасывались осень беспорядочно. Тем не менее одна граната взорвалась у самого правофлангового орудия. Мы в этот момент были очень близко к батарее, у железнодорожной будки. Произошло замешательство на батарее, особенно среди передковых запряжек. Но, по счастливой случайности, упавшая граната не причинила никаких потерь, никто не был даже оцарапан, так что все очень быстро успокоилось. Все же шальная граната послужила сигналом к отъезду штаба. В самом деле, мы зря, без всякой пользы торчали чуть не на боевой линии, даже, пожалуй, мешали, так как группа штаба с конвоем начальника дивизии представляла большую цель и навлекала тем огонь противника. Отошли версты три, к следующей, 2-й железнодорожной будке, откуда связались телефоном с полками.

После полудня противник из Михайловского пытался наступать на ст. Пелагиада, оттеснили охранение Самурского полка, при этом опять был случай перехода на сторону большевиков группы самурцев, но ближайшие соседи ее расстреляли почти всех передавшихся и отбросили большевиков к Михайловскому.

Вечером от генерала Боровского получен был приказ об отходе. Это решение было вызвано желанием дать сильно измотанным и поредевшим войскам Ставропольской группы необходимый отдых и пополнить их. Во исполнение этого 3-я дивизия должна была отойти в ст. Рождественскую, а 2-я – в с. Московское.

Отход происходил целую ночь, хотя расстояние было немногим более 10 верст. Ночь была темная, дождь продолжался. Измокли, промерзли. К утру были в Рождественской, и, Господи, как рады были все отдохнуть спокойно и хоть на короткое время отрешиться от тяжелых кошмарных переживаний!

Весь штаб разместился в одной небольшой хате. Спали вповалку подряд на соломе, но, Боже, как было приятно снять с себя снаряжение и оружие и раздеться, что не делалось уже в течение нескольких дней. Верно говорят опытные, много воевавшие начальники, что войскам – людям, разумеется – истомленным походами и боями, расстроенным потерями и даже морально потрясенным, достаточно одного-двух дней мирного покойного сна и доброго питания, чтобы они вполне восстановили боеспособность и были готовы к новым боевым испытаниям.

Несколько дней отдыхала 3-я дивизия в ст. Рождественской, подкапливая силы. Части пополнились несколько, получили боевые припасы и даже немного теплой одежды, нужда в которой и вообще в обмундировании была острая.

Штаб армии был недалеко, на ст. Рыздвяная (10 верст), с ним была телеграфная и телефонная связь. Приезжал в дивизию главнокомандующий, генерал Деникин, беседовал с частями, в особенности с офицерством, сообщил много новостей европейских, о победах союзников, об ожидаемой от них помощи и влил в души бойцов много бодрости и надежды. С 20 октября начались решительные успехи на Закубанском фронте. Генералы Казанович, Врангель и Покровский[252] перешли к решительным действиям против большевицких войск, остававшихся еще в больших силах между реками Кубанью и Урупом. Достигнут был ряд крупных успехов. Несколькими сокрушительными ударами у Армавира, станиц Бесскорбной и Невинномысской большевики здесь были разгромлены и стали быстро очищать левый берег Кубани.

Подталкиваемое, видимо, этими благоприятными событиями начальство Ставропольской группы наших войск предписало нам перейти в наступление, разбить большевицкие силы у Ставрополя и снова овладеть последним.

Полковник Дроздовский не сочувствовал этому предприятию, считая наступление преждевременным, а силы – недостаточными. Пожалуй, он был прав.

Угрюмый, недовольный, он лично составил план наступления.

О противнике имелись сведения, что он занимает с. Михайловское, ст. Пелагиаду, где его позиция усилена окопами. Несколько юго-западнее ст. Пелагиада его фронт круто загибает к югу и тут кончается; наши разъезды, посылаемые из Рождественской путями вне (юго-западнее) этого загиба, свободно проникали до самого Ставрополя, ничего и никого не встречая.